Бывших не бывает
Шрифт:
Завтра подумать не вышло. Местное женское население внезапно воспылало желанием кто исповедаться, кто спросить пастырского совета, а кто и всё сразу. Через несколько часов отставной хилиарх держался из последних сил. Нет, изложенье священных и не очень бабьих войн, тайных мыслей, фантазий, грехов и грешков, а также грешков, грехов и грешищ соперниц, истории многолетней вражды, беспощадной мести, сложнейшего кружева родственных связей и изобретательнейших сплетен давало обильнейшую пищу для пытливого ума священника, но не в таких же количествах, Господи!
Спасла
– Пожалуй к трапезе, отче! Обед простынет!
Бабы посмотрели на пришлую неласково, но возразить не посмели – мужика надо кормить – это святое, поп он там или не поп. Так что ещё раз одарив неласковыми взглядами супругу заболотного священника, прихожанки начали расходиться.
«Правду говорят – мастерство не пропьёшь! Да уж, женатому на приходе легче…»
Отставной хилиарх со стоном сел на лавку и снял епитрахиль.
– Замучили тебя бабы, отче? – с улыбкой обратилась к священнику женщина, когда последние посетительницы покинули церковь.
– И не говори, сестра, – кивнул головой священник. – Едва разума не лишился. Спасибо тебе!
– Это я тебя благодарить должна! – Домна вдруг рухнула на колени. – Спаси тебя Бог! За мужа! Надежду ты ему дал на прощение!
– Он тебе рассказал?!
– Нет, отче! Во сне говорил, я слышала! А сам он ни-ни! Но мы с ним столь годов вместе – поняла я! Спаси тебя Бог! – Жена заболотного священника попыталась обнять колени отца Меркурия.
Отставной хилиарх не на шутку смутился. Если ему и обнимали колени женщины, то случалось это в молодости, да и цели тех обнимавших были далеки от благочестия.
Что-то бурча, священник оторвал от себя Домнины руки, а её саму усадил на лавку.
– Так что же он говорил? – поинтересовался отец Меркурий, после того как отошёл от лавки на безопасное расстояние.
– Послал, говорил, свет нести, искупать! Молится теперь неустанно, путь просит указать, к кому идти! – Домна попыталась снова рухнуть на колени.
– Сидеть! – инстинктивно рявкнул хилиарх. – Докладывай, чего просишь?!
– Скажи ему, к кому идти и куда! Ты же прозреваешь, ты можешь!
«Оппаньки! Как многого ты о себе не знаешь, Макарий!»
– Пригласи его ко мне, сестра!
– Уже бегу, отче! – Домна рванула из церкви, как призовая лошадь на ипподроме.
«И ведь приведёт! А что я с ним делать-то буду, Господи, вразуми раба твоего Макария?!
А пошлю-ка я его… к Аристарху – пусть расскажет ему то, что поведал мне. Чую, это будет… правильно».
Обед Домна и правда приготовила, только насладиться им у отца Меркурия не получилось. Пока инструктировал, напутствовал
«Малака! Что же ты натворил, Макарий? Зачем послал его? Почему решил, что это правильно? Ведь даже не подумал, что он может и не вернуться… Хотя если Моисей умрёт, то ты сильно переоценил Аристарха, посчитав его ищейкой не хуже Феофана, только подвизавшегося несколько в иной области этого почтенного ремесла…
Вот только не думаю я, что ошибся на его счёт! Засада, организованная им заболотным налётчикам, говорит сама за себя. Да и прихожанки тоже… рассказали… Нельзя, оставаясь с десятком выздоравливающих и десятком подростков, годами беречь окружённое врагами село и не быть разведчиком, дипломатом и аналитиком одновременно! Так что Моисею ничего не грозит, по крайней мере, пока. Так что, Макарий, перестань метаться, как залетевшая от бродячего мима монашка, и забрось хоть чего-нибудь в утробу! Тебе ещё к увечным отрокам идти, не забыл?»
Отец Меркурий наскоро похлебал неоднократно остывших рыбных щей и отправился на Лисовиново подворье. Шёл, уже привычно раскланиваясь и раздавая благословения, и вдруг перед самыми воротами встал как вкопанный.
«Малака! Ну ты и тупая задница, Макарий! Что ты скажешь эпарху Кириллу, когда он спросит, почему ты отправил столь ценного языка не к нему, а к Аристарху? Что-что – правду! Моисея нашли люди Аристарха, Моисея намеренно вывели на людей Аристарха те, кто опекал его на той стороне, ко мне Моисея привели люди Аристарха, а значит, это дерьмо Аристарха, вот пусть и разгребает, тем более что он для этого тут и приставлен!»
Отец Меркурий встряхнулся и взялся за щеколду.
Когда отставной хилиарх, еле волоча ноги, вернулся в дом при церкви, отец Моисей его уже ждал.
– Ну? – нетерпеливо спросил отец Меркурий.
– Был. Рассказал. Ничего не утаил, – заболотный священник зябко передёрнул плечами. – К страшному человеку ты меня послал, отче Меркурий! И ласков вроде, а взглядом василиску подобен… Как боярин Журавль, только иной…
– Как это понять «как Журавль, только иной»?
«Может, я не улавливаю какой-то тонкости из-за плохого знания языка?»
– А так и понимай, брат мой во Христе, – Моисей сделал шаг вперёд и заглянул отставному хилиарху прямо в глаза. – Нечеловечье в них есть. В обоих. И человечье тоже. Только Журавль того не таит – в дело пускает, как иной онучи перематывает, а этот нет – в узде держит. В крепкой! Если б я до того в глаза боярину не смотрел, кола от него ожидаючи, то в старосте здешнем и не учуял бы ничего!
«Проницателен ты, отче Моисей…»