Бывший муж моей мачехи
Шрифт:
И, возможно, в достойного человека.
— Чего вы там стоите? — мама наконец-то заметила меня, и на её лице расцвела ещё более яркая улыбка. — Стасенька, иди сюда!
Я выпуталась из объятий Олега, даже не зная, в самом ли деле хочу стоять подальше или не отказалась бы вновь встать рядом с ним и ощутить тепло его тела. Мои чувства, загнанные куда-то далеко, смазанные сонливостью беременности и счастливыми осенними днями, были до сих пор такими же неопределенными, только все ещё присыпанными пылью времени и сомнений.
Мотнув головой, чтобы избавиться от дурацких
— Раз уж мы здесь собрались, — мама осмотрела стол, накрытый, как всегда, достаточно щедро, и закусила губу. — У нас, — она коснулась плеча Анатолия Игоревича, — есть для вас одна новость.
Мама зажмурилась, как будто готовясь к тому, что я растерзаю её за то, что она сейчас скажет, и нерешительно произнесла:
— Мы с Анатолием решили пожениться.
За столом воцарилась немая пауза. Я взглянула сначала на мать, потом на Анатолия Игоревича и осознала, что они в самом деле волнуются, будто подростки, сообщающие старшим эту удивительную новость. Мама как будто ожидала, что я сейчас наброшусь на неё с обвинениями, буду говорить, что она не имела права так поступать со мной, ишь чего удумала, выскочить замуж, пока у меня самой не устроена жизнь… Но я никогда не сказала бы ей такого.
— Я так рада за вас! — расплылась в счастливой улыбке я, вскакивая из-за стола. Олег попытался придержать меня, убеждая не делать резких движений, но я только отмахнулась от него — к счастью, стоило немного привести свою нервную систему в порядок, как моё недомогание во время беременности ушло. Я даже порывалась вернуться в университет, но Олег настоял, чтобы я осталась дома — тем более, оформить академический отпуск не проблема.
Я заключила маму в объятия, втайне надеясь, что моя бурная радость развеет её сомнения. Анатолий Игоревич был хорошим человеком — и он любил мою маму. Не быстрой, основанной только на физическом влечении, временной любовью, которая прогорает, стоит только немного измениться или перестать вскакивать из постели раньше мужчины и подрисовывать глаза, красным подводить губы, чтобы казаться красивее.
На самом деле, я понятия не имела, как далеко зашли отношения мамы и Анатолия Игоревича. Понимала, что они давно не дети, что вместе — это вместе, а не понарошку, но знала: он заботился о ней. Лучше, чем это могла бы сделать беременная я.
— Так ты не против? — всё ещё взволнованно поинтересовалась мама.
— Господи, нет, конечно же! — воскликнула я, улыбаясь и сверкая, как начищенная монета.
— Я очень рада, что вы всё-таки решились!
Мама сжала меня в объятиях ещё крепче, будто пытаясь поделиться своим счастьем, запнулась, собираясь что-то сказать, но всё же промолчала, только скосила взгляд на Олега.
Как будто спрашивала, почему и мы до сих пор с ним не поженимся.
Я вздрогнула. Это была уж точно не та тема, которую я хотела бы
Почти счастливы.
Только недоверие ещё никто не отменял.
„.Мы вновь устроились на скамейках, и мама, вновь радуясь тому, что может раздаривать свою заботу и быть бесконечно приветливой и щедрой на эмоции, насыпала еду всем в тарелки и будто бы стеснялась встретиться взглядом с Анатолием Игоревичем.
Тот тоже светился изнутри. Чуть мягче, не так ярко, но… Я вспомнила, как он с любовью говорил о своей первой жене, уже покойной, как со смехом заявлял, что давно и прочно женат на своей работе. Иногда даже устает от этой связи, но. Выбора вроде как нет. Никто не мог заставить его забыть о работе и вспомнить о себе, о любви.
Мама смогла.
Да, они в самом деле были счастливы, без всяких "но". Я видела, эти люди друг в друге души не чаяли. То, что их объединяло, возможно, гораздо ярче, чем у молодых людей. И они смеялись, сидя за столом, легонько толкали друг друга, напоминая о какой-то ерунде, наслаждались мелочами, не забывая и о большом, глобальном счастье. Такие живые, такие настоящие! И я тоже заразилась этим счастьем, поняв, что мама обрела свою вторую молодость, и я могла больше не переживать за неё, не бояться, что она останется одна в этом жестоком, злом мире.
Мы смеялись над какой-то шуткой, когда мама вдруг, помрачнев немного, промолвила — как вспомнила о чем-то:
— Отец твой звонил.
Я вскинула голову, быстро заморгала, словно пытаясь понять, о ком шла речь, и едва заметно улыбнулась, пытаясь показать, что меня с отцом не связывает никакая таинственная, мерзкая история.
Олег под столом нашарил мою ладонь и легонько сжал, напоминая о том, что он всё ещё рядом и ни за что меня не оставит. А я сглотнула, стараясь избавиться от страха, подкатившего к груди и комом ставшего в горле.
— И что хотел? — спросила я.
Мама закусила губу, будто жалея о том, что вообще заговорила об этом, а потом осторожно промолвила:
— Да ничего такого. Привет тебе передавал. Просил не забывать о родном отце.
— Я лучше всё-таки забуду, — резко отозвалась я. — Не бери больше трубку, ладно? Не надо тебе с ним разговаривать, и вообще.
Мама послушно кивнула, хотя явно не понимала, почему я так отреагировала. Но оно и понятно. Приятного мало, а я на отца реагировала, как на какой-то триггер.
Вечер, так хорошо начинавшийся, испортился одним упоминанием отца. Разговор больше не клеился, я кусала губы, мама отводила взгляд и уже через полчаса поднялась, потупив взгляд:
— Мы поедем уже домой, наверное?
Я хотела сказать, что не стоит, но поняла вдруг, что лучше точно не будет.
— Да, — кивнула я, — что-то устала… — я опустила руку на живот, поняв, что в самом деле испытываю легкий дискомфорт. Может быть, он и был всего лишь надуманным, но я всё равно зажмурилась и тяжело вздохнула, чувствуя, что больше всего на свете хочу лечь в кровать и никого больше сегодня не видеть.