Бывший муж моей мачехи
Шрифт:
Да, мне хотелось стать женой Олега.
Но только при этом быть бы хоть немножечко уверенной в том, что его намерения — не злодейские, что он ведом настоящими чувствами, а не желанием просто отобрать моего ребенка…
Сомнения, посеянные Викки, укоренялись. Я убеждала себя не расстраиваться раньше времени, не плакать над тем, чего ещё не случилось, но это было не настолько простой задачей, как мне бы хотелось. Сейчас, глядя на свое отражение в зеркале, я с трудом сдерживала истерический смех. Как удивительно: выходить замуж и до сих пор сомневаться в том,
Любая нормальная девушка уже давно бы сбежала.
Я никуда не делась. Стояла и смотрела на свое отражение в зеркале, зная, что через несколько часов прибудет мама, обрадуется, что я уже успела нарядиться в платье и сделать себе прическу, не нуждаясь ни в чьей помощи, а уж тем более — в помощи профессиональных стилистов.
А потом — короткая дорога, церемония, и я стану женой человека, которого…
Я не могла признаться себе в чувствах к нему. Просто не могла и всё. Мне хотелось, моё сердце было к этому готово, но злосчастный червячок сомнения напоминал о том, что надо сохранять осторожность. Моя жизнь и так далека от радужной и безоблачной.
Казалось бы, мама выздоровела, я собираюсь выйти замуж за любимого человека. Всё отлично. Но Викки, как тот змей-искуситель, нашептавший на ухо слова, которые мне не следовало слышать никогда в жизни, уже успела рассыпать яд сомнения всюду, куда только дотянулась.
Мне бы сейчас хоть немножечко уверенности в себе, и было бы всё отлично! А я не могла, никак не способна была найти в себе силы.
И довериться.
Спросила бы прямо — Олег наверняка обиделся бы, сказал, что я придумываю какие-то глупости. Нашла кому верить!
Но только эти слова не подтвердили бы его невиновность. Отнюдь.
Потому я просто смотрела в зеркало и ждала. Даже со скуки рассматривала своё отражение, находя в этом процессе что-то успокаивающее.
Я почти не пользовалась макияжем — считала его излишеством в данном случае, — но лицо выглядело свежо и румяно. Достаточно только улыбнуться, и буду такой себе милой, солнечной невестой, которая наслаждается последними секундами своей свободы.
Над прической я особенно не колдовала, просто распустила волосы, и они, отросшие, просто волнами падали на плечи. Красиво. Мило.
Очень нежно.
От украшений я отказалась — никогда их не любила. Даже кольцо, которое Олег подарил мне на импровизированную помолвку, сняла, потому что должна была сегодня надеть другое. То, которое окончательно сделало бы меня его женой.
Или его пленницей, всё в зависимости от того, верить ли словам Викки.
Платье, довольно пышное, яркого белого цвета, мне не нравилось. Я знала, что выгляжу в нём хорошо, но хотела бы другое — только беременным не так уж и легко подобрать правильное платье, такое, чтобы не выделялся животик, и никто не косился… Впрочем, если б не предрассудки, мои собственные, а не кого-то со стороны, я могла бы нарядиться и в нижнее белье, вряд ли Олег сказал бы хоть слово против. Мне казалось, он полностью оставил этот вопрос на мое личное усмотрение.
Я вновь застыла, мысленно возвращаясь к словам
Алекс обещал позвонить мне совсем скоро. Сегодня. До того, как я пойду под венец. Он не придет на нашу свадьбу в любом случае, потому что всяким игрокам на семейном торжестве не место, но. Он позвонит, обязательно.
Если он скажет, что Олег ни в чём не виновен, то я буду самой счастливой девушкой на свете. И сегодня просто пойду с любимым мужчиной под венец, отбросив в сторону все сомнения.
А если виновен?
Если Викки говорила правду?
Что мне делать тогда?
Попытаться, рискнуть? Сбежать? Проклясть Олега прилюдно, сказать, что мне всё известно, а потом долго объяснять маме всю историю наших отношений?
Вести себя тихо, сказать, что передумала, солгать, что испугалась, а потом заявить, что не люблю его и всё это было ошибкой?
Позволят ли мне это сделать?
Мои мысли, какими б они ни были, прервал прозвучавший внезапно за спиной голос:
— Ну здравствуй, моя дорогая.
Я резко оглянулась и застыла, пораженная. В дверном проеме стояла Викки — та, которую я точно не ждала увидеть, не думала, что она вообще решится прийти в наш с Олегом дом.
Видеть эту женщину, посеявшую в моей голове сомнения, заставившую бояться собственного любимого мужчину, мне не хотелось совершенно. Но, столкнувшись с нею взглядом, я внезапно почувствовала, что успокаиваюсь, склоняюсь к мысли, что у неё с Олегом ничего не было и быть не могло — ни разу за все эти семь лет.
Как у меня в голове вообще могла появиться мысль, что он решил вернуться к бывшей, после всего-то, что она сделала?
Викки выглядела гораздо хуже, чем в те времена, когда была женой моего отца. Она осунулась, похудела и безо всяких диет, но смотрелась как-то очень устало и измученно, как будто кто-то удерживал её силой и не давал есть.
Я знала, что Викки иногда нарочно устраивала себе голодовки, ей казалось, что так она выглядит получше. Но всё же, факт оставался фактом, и все процедуры, которые женщина делала, казалось бы, для своего омоложения, имели обратный эффект.
Платье, которое она на себя надела, я знала — его когда-то купил ей папа, безумно дорогое и совершенно не шедшее Викки. Красное, из тяжелой плотной ткани, оно делало её старее лет на десять, превращало из тридцатипятилетней женщины в сорокапятилетнюю, только не настоящую, спокойно понимающую свой возраст, а ещё и молодящуюся, не желающую принимать числа в своем паспорте как данность.
Что ж, возможно, если б Викки не разбежалась с моим отцом, она через лет десять тоже выглядела бы точно так. Или ещё хуже.
И всё же, дорогое платье не скрашивало всю неряшливость образа. Растрепанные волосы, которые она затянула в тугой хвост, но при этом потеряла несколько прядей. Они вились, только как-то неестественно, словно Викки случайно сделала вместо нормальных локонов мелкие бараньи кудряшки, и торчали в разные стороны, и женщина то и дело протягивала руку, чтобы провести по хвосту.