Бывший муж. Я к тебе не вернусь

Тес Ария

— Бесишься? — тихо спрашивает Тим, но я уверен, что это просто так.

Чтобы пустоту заполнить.

Он итак знает, что да. Мы — близнецы. Наша связь — неподражаемая. Я чувствую его, он меня, и это нихрена не миф. Поэтому я не против, что мы снова живем в одной комнате. Он — это и есть я. Он меня не стесняет, не бесит и не мешает. Он — это я. Еще одна моя душа в его теле, как и моя душа — его душа, просто в моем теле.

Вот такая странная система, которую могут понять разве что другие близнецы.

Хмыкаю.

Тим тоже.

И мы замолкаем…

А потом я

вдруг выпаливаю:

— Я хочу знать, что ты видел.

Чувствую, как брат переводит на меня взгляд. Я на него не смотрю. Не хочу. Я хочу слышать, а не видеть.

Знаю, почему Тим так отреагировал на маму тогда. Знаю, почему он на нее наорал. Знаю-знаю-знаю…я его за это простил, конечно же, но наверно только наполовину. И то лишь потому, что я — это он, и я его понимаю.

После Светки все пошло по пизде. Тим стал подбухивать, покуривать, скатываться по оценкам. Хорошо, что у мамы получилось уговорить его пойти на актерское, чтобы выплеснуть эмоции. Хотя…если честно, то я считаю, что его место на бизнес-факультете. Он не верит. Не верит в себя, понимаете? Родители к нему относились с большим вниманием, и я на них за это совсем не злюсь.

Потому что он — это я, и я принимаю их заботу и на свой счет, просто мне больше можно доверять. Просто я более спокойный и рациональный, но не сейчас, конечно же.

Сейчас я киплю! Я не могу успокоиться! Я злюсь! За все! За шлюху отца, за то, что он меня разочаровал, за то, что я мысленно ставлю между нами знак «равно», ведь мы так сильно похожи…за то, что я расстался с Аленой, хоть и понимаю, что это на благо.

От нее мне тоже башню рвет, но Алена…она не нежная принцесса, а самая настоящая сука. Она делает меня психом. Она играет на моих нервах. Между нами дикая страсть, но в ней нет разума. В ней одно только дерьмо, если честно. Пиздатая похоть, а за ней обвал по всем фронтам.

Из-за нее я не могу сосредоточиться. Все идет по пизде. Все снова идет по пизде…

А Тим? Все, что он говорил маме, он говорил самому себе. Я это знаю. Он винит себя за то, что произошло у них со Светкой. Он думает, что мог бы быть лучше, острее, трахаться, полагаю, устойчивее? Не знаю. Не знаю…но все, что он говорил маме — это претензии себе. Не ей. Просто накрыло, и я его сейчас не оправдываю. Я знаю. Как себя, так и его знаю…

Прикрываю глаза.

Как ты мог, блядь? Папаша…как ты мог сделать ей больно? Она ведь тебя любила… а ты… да еще и с кем! Точно, у Тима тяга к шалавам от тебя.

— Я видел его с ней, — аккуратно говорит Тим, и я шумно вдыхаю через плотно сжатые зубы.

— Это я уже слышал.

А теперь хочу услышать полную версию. Без купюр. Давай. Говори!

— Что ты видел?! — повторяю, и Тим сдается.

Он встает с постели, а потом я слышу, как чиркает зажигалка. Тупая привычка. Я ее не одобряю, но ему так проще.

— Мама унюхает, — говорю, он усмехается.

— Мама расстроилась и пошла полежать. Я ей сказал, что поговорю с тобой.

— Тогда чего ждем? — хмыкаю и снова смотрю в потолок, подкидывая дурацкий мячик, — Что ты видел?

Тим делает крупную затяжку, потом выдыхает дым в окно и усмехается.

— Я видел,

как он шел с ней в гостиницу.

— Ммм… — тяну со злостью, — И, видимо, он перся туда, как гребаный завоеватель и…

— Нет, — мягко перебивает он меня, а когда я снова смотрю на брата, тот жмет плечами, — Он не был похож на всех этих мужиков. Он был…другим.

— Другим? Каким? Что это означает? Твое загадочное «другой…»

Бесит его многозначительный взгляд. Я обычно все его взгляды понимаю, но не этот. Потому что, видимо, не хочу я нихрена понимать.

Не. Хочу.

— Хочешь это услышать? Окей. Он был…напуган.

Из груди вырывается нервный смешок.

— Чо несешь?

— То самое. Он был, блядь, напуган. И растерян.

— Ты заболел? От окна отойди, продует. Менингит — это не шутки и…

— На кой хер ты спрашиваешь, если слушать не хочешь?! Ты все уже решил!

— Ты тоже! Ты его прикрыл!

Тим бесит меня своей…сука, чистотой души, которая внезапно в нем просыпается! Какого черта?!

Какого. Черта. Ты. Его. Защищаешь. Как. Все. Они! Как мама! Копия мамы…

Поэтому я колю его, поэтому получаю злой взгляд и укол в ответ.

— Ты такой же твердолобый, как батя.

— Сука!…

— Егор, послушай, окей? — Тим снова меня перебивает, но на этот раз быстрее, потом выбрасывает сигарету и запрыгивает на подоконник.

Я немного дергаюсь. Не люблю, когда он занимается херней и рискует своей жизнью. Я вообще не люблю всего этого.

«Безопасность — это важно, а не скучно…» — в голове звучит мягкий голос отца, когда он утешал меня в детстве после того, как Тим задразнил меня душнилой. Я отказался прыгать с тарзанки. Ну да! А еще я ее закинул на ветку, чтобы остальные тоже не стали. Например, Марк. Он бы точно упал. Он у нас такой. Немного неуклюжий сейчас и абсолютная катастрофа раньше. Я себе очень живо представил, как Марк обязательно слетит с тарзанки прямо в кусты и переломает себе ноги, руки и шею.

Нет, спасибо.

А Тим — сволочь. Взбесился, что не сможет понтануться перед девчонками, и обозвал меня душнилой. Не знаю, почему так зацепило? Но зацепило сильно, и я ушел домой. Стоял и бил палкой розовый куст, а про себя шипел: не смей плакать! Не смей рыдать, как девчонка! Не смей!

Там меня и отыскал отец. Не стал ни о чем спрашивать, просто аккуратно забрал у меня палку и отвел в гараж. Он раньше любил мастерить мебель, а я любил делать вид, что тоже что-то умею.

Он говорил, что я все умею и мягко мне улыбался…

Черт!

Глаза жжет, и я злюсь еще больше, хотя кажется, что это невозможно! Ведь я помню, как он улыбался мне и Тиму. Как он учил нас кататься на велосипедах, играть в футбол. Как мы с братом любили зависать с ним, а он никогда на нас не орал и не гнал. У моего друга другие воспоминания об отце. Он так глубоко погрузился в работу, что к детям своим относился со злостью. Уставал — вымещал на семье. Это была их жизнь. Но не моя. Ни Тима. Ни Мама. Отец никогда не приходил домой в дурном расположении духа, а если так все же случалось, он просил дать ему полчаса, уходил в кабинет и возвращался спокойным.