C-dur
Шрифт:
Пора!
Он встал. В последний раз окинув взглядом окрестности, он пошел вверх по ступеням. Он не вернется сюда. Его ждет будущее, близкое будущее. Он вот-вот будет там.
– Слава Богу, это закончилось! – сказал он, как только они отъехали.
– Здесь я с тобой согласна. Мама сначала не слушала, когда я ей говорила, что он ей не пара, а теперь – сам видишь… Он раньше пил меньше и выглядел лучше. С цветами к ней приходил, чистый, в костюме, но я его сразу вычислила, быдло помойное.
– Каждый сам выбирает свой путь. Твоя мать выбрала.
– Думаю, она долго не выдержит.
– В этом я не уверен.
– Ее тоже можно понять. Она долго жила одна, а тут
– Да уж.
– Можно попросить тебя об одном одолжении?
– Да.
– Мама переживает, что вы с ней мало общаетесь и что ты не можешь поговорить с ней по телефону больше одной минуты.
– О чем? Дома нормально, здоровье нормально, все, в общем, нормально. Давай запишем на диктофон – буду включать. Я все равно не скажу ей, если что-то не так.
– А мне?
– Может быть.
– То есть нет?
– Да, но в меру. Мужчина не должен жаловаться, он должен действовать.
– Сильно сказано. Сына, ты это запомнил?
Сидя сзади в детском кресле, Леша кивнул:
– Да, мам.
– Ладушки!
Обратно доехали без приключений, даже без намека на аварийную ситуацию, поэтому муж скупо похвалил Аню, чем очень польстил ей. Он решил про себя, что кода их отношений должна быть тихой и позитивной, не омраченной громкими глупыми ссорами. Нет смысла ссориться тем, кто скоро расстанется.
Наскоро приняв душ, он отправился на «летнюю холостяцкую прогулку», как он ее называл. Если позволяли погода и время, он шел куда глаза глядят, разными маршрутами, и отдыхал, глядя на город и думая обо всем, о чем угодно, кроме работы. На этот раз он шел в Центральный парк. По выходным, с половины восьмого до половины десятого, там выступали местные рок-команды. Это был своего рода рок-фестиваль, подарок любителям харда. Денег за вход не брали. Вкалывали на совесть.
Он прошел мимо серой девятиэтажной общаги, где жил бедным студентом (эх, сколько воспоминаний!) и вошел в парк со стороны улицы Каменской. Сюда долетали звуки музыки, и он непроизвольно ускорил шаг. Он шел по тенистой центральной аллее, где когда-то гулял с Викой. Как давно это было. Почти десять лет назад. С тех пор, кажется, мало что изменилось, но память штука скверная, ей нельзя верить. Он изменился сам. Он повзрослел. Расставшись с прежними идеалами, он стал жить в мире, где правят деньги, а не любовь к ближнему, и где от смысла слова «свобода», как знал его Саша, остался лишь звук. Он мимикрировал и с этим смирился. Он как все. Он не МакМерфи. Он плывет по течению, вместе со всеми. Он штамп, пусть и удачный с точки зрения ценностей общества потребления. Время от времени он прозревает, но, применив двоемыслие и самостоп, возвращается в зону комфорта из ранних сумерек истины. Когда-то там было солнце. Он жил там, глядя на мир сверху – как Заратустра – и чувствовал в себе силы плыть против течения.
Он уже близко. С каждым шагом музыка громче. Грохот ударных, плотные волны баса, рев электрогитары, – магия, действующая на подсознание, на уровне чувств и инстинктов. Пожалуй, ни один вид искусства не может сравниться с музыкой по силе воздействия. Когда твоя сущность вибрирует в унисон с ней и следует за ней в судорогах экстаза, ты напитываешься энергией из первоисточника, путь к которому знают гении и безумцы.
Вот и площадь.
В ее центре – круглая клумба (на Новый год здесь ставят главную елку города), а на сцене длинноволосые парни рубят старый неувядающий хит «Rock around the clock tonight». Народу немного, сто – сто пятьдесят человек, и места хватает всем. Кто-то потряхивает головой в такт музыке, кто-то скромно
Через двадцать минут стал накрапывать дождик.
Упала капля, другая, третья. Пыльный асфальт жадно впитывал влагу. Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап. Дождь усиливался. Раскрылись зонты, кто-то спрятался под деревья, а самые боязливые двинулись к выходу – скатертью им дорога.
Он не последует их примеру. Закрыв глаза и подставив лицо дождю, он ловит капли открытым ртом – как в детстве – и улыбается. Зачем бояться дождя? Вымокнешь? Вот ведь проблема. Дома высушишься, не сахарный, не растаешь. Простынешь? В июле? Вспомни, как мальчик Саша играл под дождем в футбол, ездил на велике, ходил на рыбалку или просто бегал по улице как угорелый, не внемля голосу разума, которым с ним говорили родители. Он до сих пор жив-здоров, но с возрастом стал осторожней, и нет-нет да и поймает себя на том, что это ему не нравится. Во взрослении есть свои плюсы, но взамен многое отдаешь безвозвратно.
Ребята начали новую песню.
«Thunderstruck».
AC/DC.
Здорово. Прямо в тему. Вот-вот грянет гром. Пусть песня не о природном явлении, а о женщинах – это неважно. Идет дождь, волосы и рубаха мокрые, рокеры без зонтов пляшут у сцены – здорово, черт побери!
Фронтмен рвет воздух хриплым голосом Брайана Джонсона, взяв микрофонную стойку фирменным рокерским хватом:
Sound of the drumsBeating in my heart!The thunder of gunsTore me apart!You've been… thunderstruck!Молния вспыхнула в небе.
Бах!
Треснуло и громыхнуло прямо над парком.
Парни на сцене заулыбались. Фронтмен добавил экспрессии в голос.
Еще одна вспышка.
Бах!
Поймав кураж, зрители дружно мотали мокрыми головами и подпевали.
Thunderstruck! Yeah, yeah, yeah, thunderstruck! Thunderstruck! Yeah, yeah, yeah!Вот она, суть рок-н-ролла. Вот она – жизнь!
Когда песня закончилась, музыканты поблагодарили всех, попрощались, и народ потянулся с площади. Дождь припустил сильней. Он заливал все вокруг, стучал частой дробью по листьям, по пластиковому навесу над сценой, по крышам киосков и грозил еще большей мощью.
Саша вышел из парка через центральный вход, между рядами колонн, и встал у дороги, вытянув руку.
На мгновение пришла мысль: может, пройтись до дома пешком, наплевав на дождь, на условности и на туфли за триста долларов? Может, продлить чувство радости и свободы, вернувшееся после долгого перерыва? Мелькнула мысль – и тут же погасла как искра.
Остановилась бежевая «девятка».
С сомнением взглянув на него, старик вломил цену в два раза больше обычной, и он согласился без торга.