Царь без царства
Шрифт:
Едва парень попытался упереться в ствол ногой, крепкая с виду кора начала отслаиваться. На голову посыпались мелкие сучки и сухие веточки. Однако Джен с молчаливым упорством лез вверх и перевел дух лишь когда спрыгнул на террасу. Дом по-прежнему оставался тих и темен, лишь легкий ночной ветерок раздувал занавеси в дверных проемах.
«Так пусто, будто все подстроили…»
Первая мысль, наконец, пробилась через захватившую его апатию. И тут же Джен ответил себе: «Конечно, подстроили! Когда избавляются от тел, слуг отсылают».
Внутренний коридор был залит лунным светом, бледные прямоугольники
Первая же приоткрытая дверь вела в пустую спальню. Для гостей, решил Джен. В жилых покоях хоть какую мелочь да забудут на столе, собьется на скамье ковер, останется след человеческого пребывания. Такими же пустыми и нежилыми были и прочие комнаты в коридоре. Дальше оказалась гостиная: узкая лесенка для слуг сбегала вниз, а полкомнаты занял роскошный вышитый серебряной нитью ковер – но все это юноша едва заметил, потому что под одной из дверей протянулась полоска света.
Парень осторожно потянул носом воздух. Здесь витал аромат наркотических курений, и губы Джена скривились в жестокой усмешке. Богатые торговцы не забываются в сладком дыму, а у слуг на него просто нет денег – похоже, из всех жильцов он и впрямь отыскал кого нужно. Нет, боги определенно желали, чтобы он совершил задуманное!
С этой мыслью юноша толкнул дверь.
– Ну кто там еще!
Зевах распластался наполовину на подушках, а наполовину – прямо на полу. Темные волосы прилипли к потному лбу. Даже издали, в дыму, было видно, как покраснели его глаза.
– Кто ты?
Джен не проронил ни звука. Вместо ответа потянул из ножен короткий нож: парень всегда носил его с собой, хоть и использовал в лучшем случае для нарезки мяса. Медленно, слегка покачиваясь, Зевах поднялся на ноги.
– Нет-нет, погоди! – мужчина поднял руки перед собой. – Я догадаюсь сам. Ты, наверное… родственничек, да?
У него были темные глаза и рот из тех, что называют чувственным. Выплюнув вопрос, сын купца вдруг расхохотался, как будто сказал что смешное. Губы его отвратительно шевелись, роняя такие же отвратительные слова.
И снова Джен не ответил. Если хлыщ нанюхался дыма – ему же хуже, а говорить им не о чем. Он всадил бы клинок прямо в ухмыляющийся рот… но нужен непременно один смертельный удар! И поэтому юноша наступал, молча и сосредоточенно, пропуская болтовню мимо ушей.
– Чей ты, мальчик? Старухин сын? Попрошайки из Крысиного квартала?
Почему он не боится? Конечно, юноша не выглядел угрожающе. И потом сын купца был больше и сильнее его – но все-таки нож… На месте Зеваха парень бы попятился.
– А может…
Зевах набрал в рот воздуха, чтобы продолжить – но этот миг Джен бросился вперед. Ощущение было… словно прыгаешь с большой высоты: весь воздух разом вышел из легких, и юноша отлетел на пол, беззвучно раскрывая рот.
– Ну что, так лучше? Пришел в себя?
Темная фигура заслонила огоньки лампад. Впрочем, Джен не был уверен: это цветные брызги пляшут перед глазами, игра ли то теней – или и впрямь комнату озарил нездешний голубоватый свет?
Носок сапога уперся ему под ребра. Чувствительный
– Эй, ты там живой еще?
Опять пинок. Джен извернулся и по самую рукоять всадил нож в ступню купеческого сына. Вопль Зеваха был слаще любого дурмана. Пламя полыхнуло – Джен испугался, что сейчас для него все кончится – и погасло.
– Стража! Сюда же, сукины дети! Сюда!..
Колдун мог верещать, сколько угодно! Парень раз за разом вонзал клинок: еще раз в ступню, в икру, в бедро, и когда тяжелое тело навалилось на него – в плечо, в спину, поперек ненавистного лица…
Он опомнился лишь когда кровь попала ему в рот. Внизу звучали резкие голоса. Совсем неподалеку хлопнула дверь. Парень кое-как столкнул с себя неподвижное тело, поднялся на колени и с ужасом уставился на руки. Обе были по локоть в крови. Теплая, металлическая на вкус, кровь замарала лицо, затекала в рот и капала с носа.
С глухим стуком нож выпал из его ладони. По лестнице для слуг грохотали шаги.
Джен бросился к окну, когда его остановил глухой стон. Колдун ползал по полу в луже собственной крови. Лицо с располосованной щекой превратилось в ужасающую маску. Добить? Ведь он за тем пришел, он был готов жизнь положить, лишь бы добраться до выродка…
Дверь с треском распахнулась, и на пороге появились люди в серых туниках городской дружины.
Джен действовал инстинктивно, забыв о размышлениях. Толкнув ставни, он выпрыгнул в ночь. Упал, перекувырнулся – левое колено прострелила боль, но ему повезло, юноша угодил в цветник – и припустил во весь дух. Преодолеть забор, когда по пятам гонится свора охранников, оказалось проще и быстрее, чем в первый раз.
Еще несколько шагов, прыжок – и над ним сомкнулись холодные воды канала.
4
Джамайя, Светлый город, 11-е месяца Пауни, день
Сперва магу снилось, будто ему вновь десять лет, и он проснулся оттого, что его постель горит. Странное дело, но этот огонь не жег – впрочем, помнится, и в десять лет было точно так же. Но алчные языки глодали изножье его кровати, воздух в детской пропитался едким запахом гари.
Сон милосердно скрыл, как он тушил свой маленький пожар, как закапывал в мокром ночном саду покрывала… Нет, кошмар его был в другом. В ту ночь юный Самер так и не уснул. До рассвета он просидел на полу у кровати, обняв колени и пытаясь унять колотившую его дрожь.
Дар в мальчике пробуждался медленно. Сперва то были свечи, гаснущие при его приближении, затем вспыхивали жаровни и вещи обугливались в руках, стоило ему обидеться или рассердиться. Два долгих года Самер твердил себе, что нет, он вовсе не колдун, что это игра: стоит захотеть и не пользоваться Даром от силы пару лун – и все закончится.
Целую луну он так и не выдержал. Той ночью возникла крепкая уверенность: само собой не кончится ничего. Сегодня он поджег постель и хотя бы вовремя проснулся. В следующий раз займется дом, с отцом и матерью, островитянином Ндафой и старушкой-кухаркой… Самое жуткое, что его, Самера – его собственный огонь не тронет. Однажды утром он просто проснется среди дымящихся руин.