Царь царей
Шрифт:
Угу, запомнил. Любить людей и стараться им не навредить — слабость. Отказаться от сомнительной награды — честь. Интересно, куда нас выведет эта странная и извращенная логика?
Зал воеводы я покинул со смешанными чувствами. Даже не сразу понял, что Моровой что-то говорил мне вслед (может что и про нового ратника), но я прошел мимо, как пыльным мешком ударенный. А подумать было над чем. Тучи вокруг меня сгущались более чем стремительно. Даже не знаю, куда бежать в случае чего. И что бесило больше всего — как Рехон успевал везде быть на шаг впереди? Лишь сутки прошли, а мне и правда хотелось
Кощей стоял посреди двора крепости в подаренных мною очках и одежде, хитро ухмыляясь. Прямо как школьник, который взял деньги на обед, но тратить их не стал, чтоб накопить на блютус-колонку.
— Матвей, я даже не знаю, как тебя благодарить. Этот мир — попросту находка.
— Можешь извиниться перед отцом и больше не пытаться его убить.
— Нет, давай что-нибудь другое, — небрежно отмахнулся Рехон. — И даже то, что ты его спрятал, не поможет. Скоро я опутаю своими сетями этот город, и он найдется сам. Будь уверен.
— Не слишком амбициозно для вчерашнего проклятого?
— Ты упускаешь из виду важную деталь. Ты знаешь, что отличает обычных низкоранговых рубежников от проклятых-ведунов? Последним, чтобы пользоваться своим хистом, приходится из кожи вон лезть. Нас отличает неуемное желание жить. И для этого мы сделаем все.
Рехон даже приспустил немного очки на нос, оглядывая меня светло-голубыми глазами. Неужели уже привык к свету Стралана?
— К примеру, когда я понял, что мне предстоит обосноваться здесь, сразу после нашего расставания, то отобрал нескольких людей разных возрастов. Представляешь, среди которых был и один рубежник. Слабый, но все же. Через пару часов я знал необходимые сведения, которые были нужны для начального разговора с воеводой. И вот я здесь.
Кощей улыбнулся, разведя руками. Правда, тут же его губы искривились, и на лице проступил оскал.
— Всех свидетелей, конечно, пришлось убить. Рубежники этого мира очень слабые. Не в плане силы, а духа. Потому что жизнь вам дается как нечто само собой разумеющееся. И вы ее не цените.
— Знаешь, что обычно происходит с амбициозными и полными сил парнями в этом мире, которые приходят в чужой монастырь со своими правилами и думают, что все тут поменяют?
— Сейчас ты, наверное, станешь мне угрожать, так? — ухмыльнулся Рехон.
— Нет. К тому же, мы не можем причинить вред друг другу. И ты мне нужен для того, чтобы достать реликвию, помнишь?
— Я не отказывался от своих слов, — развел руки кощей. — Когда придет срок, дай мне знать. Я пока не собираюсь никуда уезжать.
На этом разговор будто бы подошел к концу. Точнее, мне бы очень хотелось завершить его на более позитивной ноте. К примеру, прописать хорошенько Рехону, чтобы у него назавтра под глазом расплылся синевой привет из этого мира. Лишь бы смыть с его лица эту противную ухмылочку. Но нельзя. Как стратегически, так и по более прозаичным причинам — непонятно, как отреагирует хист на нарушение договора. А проверять ради такой пустяковины мне бы не хотелось.
Вот если бы взять у судьбы немного удачи взаймы. Чтобы, к примеру, на голову кощею сейчас упал какой-нибудь отколовшийся камень. Или хотя бы штукатурка.
Произошедшее следом меня напугало даже сильнее, чем Рехона. Я привык думать, что судьба лишь издевается надо мной, все время проверяя на прочность. И никогда не преподносит подарков. Но все бывает в первый раз.
Началось с того, что на лице Рехона появился такой смертельный ужас, словно его заставили два дня подряд смотреть кино Сарика Андреасяна, а потом писать подробный отзыв по каждому фильму.
Довольная ухмылочка исчезла, как как солнечные лучи при резко набежавшей туче. Лицо кощея стремительно вытянулось, рот открылся в беззвучном крике, глаза чуть не вылезли из орбит. А в наступившей тишине, которую можно было зачерпывать и пить кружками, прозвучало лишь: «Каар каарет».
Все произошло в считанные мгновенья. Мне показалось, что я даже успел подумать, что довольно неплохо знаю язык Скугги, но с подобным выражением не сталкивался. Это что, «царское царство»? Бред какой-то.
А вот уже через секунду или две, меня накрыло самого. Да так, что сердце чуть не выскочило из груди, а кровь заледенела в жилах. Это действительно был не обычный страх вроде привычной боязни. Скорее первобытный ужас, который испытываешь, глядя на шевелящиеся кусты. Не потому, что боишься того, кто оттуда выскочит. А потому, что не знаешь, кто именно там прячется. И твоя разбушевавшаяся фантазия начинает подкидывать дрова в костер, наполняя разум смыслами и образами.
Я представлял нечто невероятно большое, темное, всеобъемлющее, с гладкой безволосой кожей, вокруг которого сгрудились существа поменьше, что смотрело на тебя из инфернальной глубины Ада. Белые ледяные, как холодные обиталища его обители — нескончаемого лабиринта — глаза прожигали насквозь. Смрадное дыхание, несущее тлен и разложение, касалось лица, но ты не мог отвернуться, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
Его изрубленные кровоточащие черные губы медленно двигались, неся слово. И от него нельзя было скрыться. Нельзя было заткнуть уши, чтобы не слышать этот голос. Тот словно проникал напрямую в голову.
Он звал к себе. И больше всего хотелось бросить все, чтобы бежать на зов повелителя.
Казалось, это длилось невероятные долго. Бесконечные часы боли и страданий, в которые ты меньше всего чувствовал себя человеком и которые уместились в несколько мгновений.
В сознание я пришел стоя на коленях. Рехон находился поодаль, нервно грызя ногти и выглядя озадаченным. Однако все же он был явно в порядке, не считая того, что кощею не мешало бы посетить психолога и разобраться с проблемами с отцом.
События меж тем продолжали набирать ход. Потому что не успел в голове прозвучать один голос, как его сменил другой. Правда, на этот раз более приятный. Никогда не думал, что буду радоваться Илие.
Что интересно, это не было похоже на зов, по которому все должны явиться как штык. Это оказалось именно послание:
«Нечисть… утихомирить… по возможности не убивать».
Вот теперь к Рехону вернулась привычная уверенность и фирменная ухмылочка. Меня аж передернуло.
— Ну что, Матвей, слышал?