Царь-дедушка
Шрифт:
– - Ну, один день за все царствование -- не страшно, пускай их повеселятся.
– - ответил я.
– - Вот на завтра я повелел культурную программу организовать, открыл бани и одеон для всех желающих.
Сделав паузу я умильно посмотрел на своих гостей и жестко добавил:
– - Вы уж расстарайтесь, чтобы диспуты в этот день были пожарче, подберите лучших философов и богословов и отправьте купаться.
Золотой Язык удивленно вскинул брови и поспешил заверить, что сам лично собирался поплескаться, и друзей с собой теперь тоже позовет.
– - Мы
– - сказал Йожадату.
– - Теологические споры в банях доставят богам радость.
– - А мирянам -- веселье.
– - добавил я.
– - Ну и просветлению поспособствуют, куда ж без этого. Ты, однако, преосвященный, писал, что имеешь до меня важное и неотложное дело.
Примас покосился на Щуму, я сделал вид, что занят едой, и Йожадату, со вздохом, пришлось начать:
– - Да, государь. Со скорбью сообщаю, что речь идет об оскорблении богов, которое царем Кагеном, да пребудет он одесную Солнца, запрещено.
– - поминая моего братца священник возвел очи горе.
– - Ай-я-яй.
– - я покачал головой, изображая скорбь.
– - Это кто же посмел?
– - Сын местного жреца-расплетыги.
– - Йожадату поморщился, затем покосился на Щуму и с некоторым, как мне показалось, злорадством, добавил.
– - Прозывается Яван Звезды Сосчитавший.
– - Философ?
– - я с интересом поглядел на наставника царевичей.
– - В городской гильдии не числится.
– - отозвался тот.
– - Состоял когда-то, считался лучшим знатоком небесного свода, но три года назад уехал в Шехаму, приобщиться к мудрости покойного ныне Коперы Неколесного, и более не возвращался.
– - Из Шехамы оный Яван, -- обличительным тоном произнес примас, -- перебрался в Лесогорье, где начал проповедовать мерзостные вещи, отрицать всех богов, кроме Тата Созидателя, и саму Святую Троицу. Объездил всю провинцию, а также Дамуриану, Зорию и Шадду со своим ядовитым учением. Государь наш Каген, когда весть об этом гнуснейшем проповеднике мерзопакостнейшей из ересей дошла до Аарты, увы, уже был хвор и боясь подорвать его здоровье еще и этим расстройством я смолчал. Но после кончины его, когда Совет князей выполнял обязанности местоблюстителей трона, владетельные приговорили сего негодяя арестовать и доставить на церковный суд. Увы, боюсь и в блистательной столице нашлись у него приспешники.
Йожадату вперился в Щуму взглядом, на что тот флегматично пожал плечами и отправил в рот очередную ложку с едой.
– - Так или иначе, но когда наместнику Лесогорья пришло повеление взять Явана под стражу, того в провинции уже не оказалось. Нынче же я прознал, что он ведет проповедь на границе Хлеборечья и Ежиного Удела, в городке Араш-Алиме. Прошу, государь, подтвердить волю совета и повелеть взять ересиарха под стражу для церковного суда.
Вот только инквизиции и закона о защите чувств только верующих мне и не хватало! Я в своем мире на бедославных во всю голову насмотрелся, еще в Ашшории эту похабень разводить -- да ну нафиг!
– -
– - Увы мне, боюсь что так.
– - ответил главножрец.
– - Однако, насколько я помню Явана, он никогда не был особо религиозен.
– - заметил Щума.
– - Может ли быть так, просветленный Йожадату, что он лишь развивает некую философскую теорию, и прознатчики твои ошибаются?
– - Утверждать, что Небесная Дюжина не является носителями божественного достоинства, это философия, скажешь ты?
– - фыркнул примас.
– - Ну полно, полно, не спорьте.
– - примирительно произнес я.
– - Надобно выслушать мнение и обвиняемого тоже, а не выносить суждение лишь на основе доносов и домыслов.
Повернувшись к стоящему у входа на террасу караулу я поманил к себе одного из Блистательных -- Дафадамина, что давеча встретил меня у потайной калитки.
– - Голубчик, а нету ли у тебя близких товарищей-витязей в городском гарнизоне?
– - спросил я Блистательного.
– - Имеются, государь. Четверо.
– - ответил гвардеец.
– -Тогда вот что. Нынче, как сменишься с караула, бери их под свою команду, и отправляйся в Араш-Алим. Там найдешь философа Явана Звезды Сосчитавшего и доставишь во дворец.
– - Что если станет сопротивляться?
– - уточнил Дафадамин.
– - А я ему письмо напишу, что видеть его -- моя царская воля. Вместе со всеми прочими бумагами и деньгами на дорогу получишь у меня, я в кабинете буду. Ну а кто царскую волю не желает исполнять, сам понимаешь... Латмуру только доложиться не забудь.
Блистательный молча кивнул.
– - Лично рассмотрю дело этого охальника.
– - повернувшись к Йожадату произнес я.
– - Не привлечет ли столь высокий суд ненужного внимания к Явановой ереси?
– - нахмурился примас.
– - А и пускай его. Мы оный вздор публично разоблачим, а самого расплетыгина сына приведем к покаянию. Ну, или покараем примерно, коли будет упорствовать в своем прискорбном заблуждении.
– - не стал спорить я.
– - Зато, согласись преосвященный -- ни одна сволочь не посмеет сказать, что жрецы-де тайком неугодного засудили, просто потому, что его рожа первосвященнику не понравилась.
Делавший в этот момент глоток из кубка Золотой Язык замер, словно каменный истукан, затем аккуратно опустил сосуд на стол и с едва слышным сипением втянул воздух в легкие.
– - Опять же, вот ты говорил, что у Явана, якобы, есть приспешники и в самой Аарте, на достопочтимого Щуму ведь, поди, намекал. А ежели ересь в ряды твоих сподвижников пробралась? Если Явану кто из Конклава споспешествует? Есть у тебя гарантия, что это не так? Нету. И можно ли в такой ситуации церковному -- не твоему личному, заметь, а коллегиальному, -- суду доверять? А в себе я уверен -- до сего дня и не слыхал об этой ереси, а, значит, и разделять ее никак не могу.