Царь-дерево

Цзылун Цзян

Сяо Гэда не встал нам навстречу, локтями он уперся в колени, взгляд его был устремлен прямо на нас, на лице застыло напряженное ожидание. Ли Ли поднял глаза на дерево и непринужденно спросил: «Сяо, старина, и ты здесь? Скажи-ка, с какой стороны, по-твоему, его рубить?» Но Сяо Гэда лишь неподвижным взором смотрел на Ли Ли, не говоря ни слова; губы его напоминали узкую щель. Ли Ли махнул рукой, подзывая нас: «Сюда давайте». Потом он обогнул Сяо Гэда, подошел к «лесному царю» с другой стороны, смерил его взглядом и поднял зажатый в руке тесак.

Вдруг Сяо Гэда заговорил, голос у него был слабый и какой-то незнакомый: «Не туда нацелился, студент». Ли Ли повернул голову, посмотрел на Сяо Гэда и опустил тесак. На лице его появилось любопытство: «Ну

так скажи, откуда надо?» Сяо Гэда сидел по-прежнему не двигаясь, только левую руку поднял и тихонько похлопал себя по правому плечу: «Вот сюда». Ли Ли, не разобрав, в чем дело, двинулся было на поиски. Сяо Гэда, раскинув руки, твердо встал на ноги; выпрямившись, он правой рукой показал себе на грудь: «Можно и вот сюда». Люди, смотревшие на них, не могли взять в толк, в чем дело.

Ли Ли побледнел, я тоже почувствовал, как у меня забилось сердце; ребята застыли на месте, разом ощутив, как греет несильное солнце.

Ли Ли дважды собирался что-то сказать, но так ничего и не произнес, и, только взяв себя в руки, он сглотнул и наконец проговорил: «Сяо, старина, к чему такие шутки?» Сяо Гэда опустил правую руку: «Я и не думаю шутить». «Так где же рубить?» — спросил Ли Ли. Сяо Гэда опять показал на грудь: «Здесь, студент, здесь».

Ли Ли даже разозлился, но, поразмыслив, вроде миролюбиво спросил: «Это дерево нельзя рубить, что ли?» Не опуская руки, Сяо Гэда спокойно проговорил: «Здесь можно». Ли Ли разозлился уже не на шутку и в запальчивости произнес: «Это дерево должно быть срублено! Оно занимает слишком много места. Это место необходимо полностью использовать — здесь будут расти полезные деревья!» Сяо Гэда осведомился: «А это дерево разве бесполезно?» Ли Ли ответил: «Конечно, бесполезно. Что с него толку? На дрова? На мебель? На кровлю? Его экономическая ценность невысока». Сяо Гэда возразил: «А мне думается, оно полезно. Я обыкновенный человек и не могу сказать, чем оно полезно. Но оно выросло такое большое, а это непросто. Оно как дитя, и тот, кто его взрастил, не стал бы его убивать». Ли Ли нервно дернул шеей: «Это дерево никто не сажал. Таких диких деревьев полно. Если бы не эти деревья, мы уже давно решили бы задачу окультуривания нашей земли. На белой бумаге хорошо пишутся красивые новые слова. А эти дикие деревья мешают, их нужно вырубить, это и есть революция, а всякие там дети тут ни при чем!»

Сяо Гэда вздрогнул и, опустив глаза, сказал: «У вас столько деревьев, можете рубить, я не вмешиваюсь». Ли Ли вспылил: «Ничего себе „не вмешиваюсь“!» Сяо Гэда, по-прежнему не поднимая глаз, произнес: «Но это дерево нужно оставить. Даже если все вырубите подчистую, одно дерево нужно оставить. Как свидетельство». — «Свидетельство чего?» — «Свидетельство дел божиих». Ли Ли засмеялся: «Человек сильнее природы! Разве твой бог придумал поле? Нет, его распахали люди, чтобы прокормить себя. Разве твой бог выплавил железо? Нет, его выплавил человек, чтобы создать орудия труда, преобразовать природу вместе с этим твоим богом».

Сяо Гэда молча стоял между корнями дерева. Ли Ли, ухмыльнувшись, кликнул нас. Выйдя из оцепенения, мы двинулись к дереву. Ли Ли, воздев тесак, произнес: «Сяо, старина, давай помоги нам валить это „царь-дерево“, а?» Сяо Гэда застыл на месте, глядя на Ли Ли. Он как будто на минуту заколебался, но потом вновь взял себя в руки.

Ли Ли высоко поднял тесак, крутанулся всем корпусом в замахе, лезвие блеснуло над его плечом как молния, но мы, словно во сне, звука удара о дерево не услышали. Народ заморгал глазами, убеждаясь, что лезвие тесака Ли Ли, как в тисках, зажато в сдвинутых ладонях Сяо Гэда. Оно было в полуметре от ствола. Ли Ли рванулся. Но мне-то ясно было, что лезвие тесака он и на сантиметр не вырвет.

Ли Ли заорал как бешеный: «Ты что это?» Он задергался всем телом, но тесак по-прежнему покоился в ладонях Сяо Гэда. Губы его были плотно сжаты, лицо пошло белыми пятнами, желваки на скулах напряглись. Мы, охнув в один голос, попятились и замерли в ожидании.

В нависшей тишине вдруг прозвучал

голос секретаря: «Сяо Гэда! Ты что, с ума сошел?» Все обернулись — оказалось, секретарь подходит к нам, а бригадир остался стоять там поодаль, челюсть у него отвисла, взгляд колючий. Секретарь приближался. Сяо Гэда тесака не выпускал по-прежнему, ничего не говорил и стоял не двигаясь. Секретарь сказал: «Ну все, Сяо Гэда, хорош. Хочешь, чтобы я собрание по тебе провел? Ты забыл, кто ты такой? Смерти ищешь?» С этими словами он протянул руку: «Дай сюда тесак». Сяо Гэда не смотрел на секретаря. Взгляд его то загорался, то гас, лоб блестел от пота, этот блеск постепенно распространялся до переносицы и на щеку, брови мелко подрагивали, уголки глаз дергались, в них стояли слезы.

Секретарь пошел прочь, но обернулся. Голос его стал мягче: «Сяо, старина. Ты же неглупый мужик. Те твои дела, если честно, я тебе спускал, покрывал тебя, можно сказать. Сажаешь свою капусту, и сажай, чего ты в лес-то лезешь? Госхоз решает, государство решает, тебе-то что за дело? Я уж на что бугор, и то не лезу. А тебя из-под моей задницы-то не видно, и ты еще чего-то выеживаешься. Студенты, они преобразования делают, хоть император, хоть кто — с коня тащат; такие головы летят — сказать страшно. А твоя башка слетит, никто и не заметит. А и заметят, так что с того, а? Дурость! Сяо, старина, ты в госхозе по рубке первый, и я это знаю. Недаром прозвали тебя «лесным царем». И в жизни ты хлебнул, это мне тоже известно. Но я же секретарь, я должен об этом думать. И ты мне кончишь тут выступать или нет? Учащаяся молодежь делает революцию, она в коммунизм идет, а ты им поперек дороги».

Сяо Гэда обмяк. Лицо его просветлело, кадык заходил, как будто он все не мог что-то проглотить. Мы замерли, глаза нараспашку — забыли, как ими моргают. Оказывается, этот невысокий человек, закрывавший собой комель, и есть «лесной царь»! Сердце у меня в груди ударило, как камень об стену, и затылок, казалось, окаменел.

Подлинный «царь леса» стоял неподвижно. Не шевельнувшись, он медленно разжал ладони — тесак с глухим стуком упал на корень. Эхо от удара понеслось вверх по стволу, замирая, и вдруг, как будто с плачем, десятки птиц, что-то горланя, вылетели из ветвей гигантского дерева; в полете птицы выстелились вниз вдоль склона горы, потом вновь взмыли вверх — крылья трещали, — потом птахи сбились в черный клубок, уносящийся вдаль, — он становился чем дальше, тем меньше…

Ли Ли, не трогаясь с места, смотрел на ребят, духу у него заметно поубавилось. Народ переглядывался. Секретарь, ни слова не говоря, подошел, поднял тесак и подал Ли Ли. Но тот не двигался, тупо на него взирая.

Сяо Гэда медленно отлепился от комля и со все еще поднятыми ладонями отошел от дерева метра на три; там он остановился. Народ даже не заметил, как он туда переместился.

Секретарь приказал: «Рубите. Все равно рубить. Правильно, студенты, — не сломаешь, не построишь. Рубите». Он обернулся и позвал: «Бригадир, иди сюда». Бригадир остался стоять где стоял, поодаль. «Пусть сами рубят, студенты пусть рубят», — сказал он. И к нам не пошел.

Ли Ли поднял голову. Ни на кого не глядя, он спокойно замахнулся тесаком.

8

Большое дерево рубили четыре дня, и все четыре дня Сяо Гэда не отходил от него. Он не говорил ни слова, только неподвижным взглядом следил за тем, как поднимались и опускались тесаки. Жена Сяо Гэда приготовила еду и послала ему на гору с Шестым Когтем, но Сяо Гэда глотнул несколько раз и бросил. Шестого Когтя он попросил только принести что-нибудь из одежды. Утративший былой веселый вид, Шестой Коготь вернулся в бригаду озабоченный. Когда темнело, мальчик с матерью садились перед домом и смотрели вверх на гору. Луна с каждым днем выходила на небо все позже и была день ото дня все ущербнее. В бригаде люди, спеша по делам, часто останавливались и прислушивались к доносящимся до них слабым ударам тесаков. Потом шли дальше и, если сталкивались друг с другом, поспешно расходились, опустив глаза.