Царь-дерево

Цзылун Цзян

Придя в забой, Пэн Шукуй, как всегда, распорядился, чтобы Чэнь Юй все тщательно проверил и в случае чего доложил. Сам же молча взял отбойный молоток и приступил к работе. После гибели Ван Шичжуна он принял на себя обязанности забойщика. Это была его старая специальность. По положению командир отделения не должен был работать отбойным молотком, но сразу не удалось найти замену. К тому же решение взять в руки инструмент Ван Шичжуна было данью памяти погибшему боевому товарищу, стремлением хотя бы этим смягчить боль утраты. Умершие — горе живых. Со смертью Ван Шичжуна ударное отделение лишилось отважного и задорного вожака, нельзя было допустить, чтобы это место пустовало.

И Пэн Шукуй взвалил на свои плечи его обязанности — ударное отделение должно всегда быть ударным! Однако руководствовался он в этот момент не только высокими побуждениями. Приезд Цзюйцзюй придвинул вплотную давние заботы, и хотя ее появление не повлекло за собой особых происшествий, однако нетрудно было предвидеть приближение серьезных осложнений. С новым арестом Го Цзиньтая в душе Пэн Шукуя сразу же наступило какое-то оцепенение. Интуиция подсказывала ему: комбат — с одной стороны, Цинь Хао и Инь Сюйшэн — с другой борются не за одно и то же. Когда он осознал, что проливает кровь и рискует жизнью ради грязных побуждений других, даже его собственная смелость, его стремление быть во всем впереди стали казаться ему постыдными. Луншаньская стройка, которая была его духовной опорой в трудные минуты, теперь утратила свою значимость в его глазах. Стук отбойного молотка был не в состоянии заглушить его угнетенное настроение.

В проходке штрека уже была достигнута двадцатипятиметровая отметка. Еще каких-то десять с небольшим метров, и можно было бы праздновать великую победу. Вчера Цинь Хао лично прибыл в роту руководить работами и отдал «строжайший приказ»: за последующие полмесяца завершить работу по проходке четырех выемочных штреков. Пэн Шукуй считал такой приказ совершенно неправильным. Бахвалиться легко, но громкие слова и пустые обещания от обвала не спасут! Боевой дух ударного отделения создается не путем нажима и тем более не путем запугивания. «Наращивать темпы проходки в таких условиях — значит самому рыть себе могилу!» — эти слова комбата то и дело всплывали в памяти Пэн Шукуя, который, будучи командиром, отвечал за безопасность всего отделения.

— Командир, скорей сюда! Сунь Дачжуану плохо! — громко позвал Чэнь Юй.

Пэн Шукуй посмотрел в сторону Сунь Дачжуана. Поддерживаемый своим помощником, он стоял пошатываясь, а затем повалился наземь.

— Дачжуан! — Пэн Шукуй выключил отбойный молоток и бросился к нему. Их тут же обступили со всех сторон бойцы отделения. Сунь Дачжуан был без сознания. Все лицо его было запорошено каменной пылью. Температура у него повысилась еще два дня назад. Пэн Шукуй велел тогда санинструктору дать Суню лекарства, несколько раз уговаривал его пойти отлежаться, однако Сунь Дачжуан наотрез отказывался покинуть рабочее место.

Пэн Шукуй сел на землю, приподнял Сунь Дачжуана за плечи, отер полотенцем его лицо, пощупал ладонью лоб. Лоб пылал огнем.

— Быстро воды!

Чэнь Юй тут же подал ему чайник с водой. Тонкая струйка воды, направленная в рот Сунь Дачжуана, через некоторое время привела его в сознание.

— Чэнь Юй, отведи Дачжуана в медчасть батальона, пусть доктор его посмотрит. — Пэн Шукуй участливо посмотрел на Дачжуана, затем повернулся к Чэнь Юю. — Попроси там, пусть хорошенько подлечат. Если решат госпитализировать, пусть ложится. Чтобы не кое-как, а вылечиться как следует.

— Командир, не надо… Не надо, я не болен, — сказал Сунь Дачжуан и, освободившись от рук Пэн Шукуя, встал на ноги и пошел к своему отбойному молотку.

— Выполняй приказ! — строго сказал Пэн Шукуй.

Чэнь Юй тут же повел его в медчасть.

— Займись очисткой забоя от мелкой

осыпи, — сказал Пэн Шукуй помощнику Сунь Дачжуана. — Будем пока работать одним молотком.

В это время в забой зашел Усач, работавший в соседнем штреке.

— А что, ударники, Сунь Дачжуан… он… — Усач сочувственно посмотрел на Пэн Шукуя. Тот мрачно молчал.

Четвертое отделение, руководимое Усачом, состязалось с ударным отделением в работе. При этом оно всегда держалось только на своей отваге и энтузиазме и никогда не прибегало к каким-либо махинациям с показателями. Со смертью Ван Шичжуна оно сравнялось по силе с ударным отделением, ему достаточно было чуть приналечь, чтобы держаться с последним вровень. Однако Усач по-прежнему нет-нет да приходил в ударное отделение, чтобы посмотреть, как идут дела. Теперь это было лишь «данью привычке». Узнав, что ударное отделение лишилось еще и Сунь Дачжуана, слегшего по болезни, Усач понял, что пришел не ко времени, и тактично удалился.

Вернувшись к себе в забой, он увидел, что в одном отбойном молотке заело долото.

— Черт бы ее побрал, эту породу! Одни камни! Чуть что — заедает долото! — ворчал Усач, пытаясь вместе с забойщиком вытащить долото из молотка. Нижний конец молотка погнулся, да и акселератор тоже вышел из строя. Повозившись еще некоторое время с инструментом и убедившись, что толку не будет, Усач решительно сказал: — Берем его на плечо и понесли в ремонтную роту.

Ремонтная рота располагалась между первой и второй штольнями. Выйдя из штольни, Усач и забойщик, пошатываясь под тяжестью ноши, пересекли канаву и тут увидели впереди, на берегу небольшого ручья, трех здоровенных парней, торопливо идущих в направлении выхода к долине. Они вели за собой связанную женщину. Та всячески сопротивлялась, пытаясь вырваться. Оставшийся на берегу ручья таз был перевернут, по земле была разбросана мокрая спецодежда.

— Эй! Что вы делаете? — подозрительно крикнул Усач.

Парни, услышав оклик, прибавили шагу.

— Стой! — загремел Усач и кинулся вдогонку. Парни остановились. Один из них, высокого роста, с низким лбом, толстыми губами, ни дать ни взять походил на неандертальца. Увидев, что перед ним военнослужащий, он расплылся в широкой улыбке:

— Я… Мы… поймали бродяжку, бежала из нашей деревни.

— Бродяжку? — Усач подошел к накрепко обмотанной веревками женщине. — Цзюйцзюй!

— Разбойники! Бандиты! О небо! Что же это творится! — разразилась рыданиями Цзюйцзюй, как только кинувшийся к ней Усач вынул у нее изо рта кляп.

Лицо Усача налилось гневом — глаза округлились, брови поднялись вверх, пышные, на все щеки, усы встали торчком. «Неандерталец» поспешно объяснил:

— Она жена председателя ревкома нашей коммуны…

— Враки! Она замужняя дочь вашего председателя! — Усач повернулся к забойщику. — Пойди позови ее мужа!

— Сюда, скорее сюда! — закричал забойщик, бросившись обратно, в расположение роты.

Неандерталец, видя, что дело принимает серьезный оборот, поспешно приблизился к Усачу и сказал:

— Вы не так поняли…

— Не так понял? — Усач засучил рукава, обнажив могучие руки, и зловеще усмехнулся. — Что ж, давай разберемся!

С этими словами он закатил Неандертальцу такую затрещину, что тот волчком завертелся на месте. Другой парень, с бритой головой, пытался было вцепиться в Усача, но получил пинка и со всего маху грохнулся наземь.

— Боец освободительной армии, а бьет людей! — сморщившись от боли, закричал Бритоголовый.

— Смотря каких людей, ядрена бабушка! Некоторых еще и убивает! — Усач дал Бритоголовому мощного пинка под зад.