Царь Федор. Трилогия
Шрифт:
— Да откуда тебе все это известно-то? — удивленно спросил Тимофей.
— Да неужто ты не знаешь, что мне завсегда все известно становится? — рассмеялся Аникей.
И это была чистая правда. Еще в школе он все всегда узнавал первым. Даже то, что от них зачастую было тщательно скрываемо. Уж такая у него была натура…
И седни все было так, как Аникей и сказал, — татары были здесь.
Через обращенные наружу бойницы донесся заунывный многоголосый вой. Сотский осторожно выглянул наружу:
— Эвон пеши полезли. Да много…
Глухо бухнули пушки гуляй-города, а через пару вздохов
— Ну что там? — вновь завел свою песню Бузыка.
Сотский не стал его одергивать. В этаком шуме и вое вряд ли кто чего услышать сумел бы… В этот момент грянул дружный, слитный, знатный залп.
— Эх, славно грянули, — одобрительно отозвался сотский. — Видать, обоими приказами разом. Ой как басурманам тяжко пришлось…
И все невольно заулыбались, представив, как оно там пришлось басурманам, и забыв, что против накатывающей толпы крымчаков в гуляй-городе засело всего, если считать с пушкарями, около двух тысяч человек.
Этот приступ тоже отбили. Еще раз пять рявкали пушки, причем били, судя по звуку, картечью, и раз пятнадцать били пищали. Судя по всему, на помощь казакам гуляй-города большой елецкий воевода князь Андрей Телятевский вывел еще стрельцов — видно, из бастионов дальней от ворот стены. А затем, все так же завывая, крымчаки побежали обратно. Стрельцы успели дать по ним еще один останний залп, а потом замолчали.
— Ну теперь-то отбились? — с надеждой сказал Бузыка.
Но Тимофей знал, что не отбились. Потому как не уйдет от Ельца крымский хан, пока не получит цареву казну или окончательно не убедится, что ее тут отродясь не бывало. Вот только убедиться в этом он мог, только войдявнутрь крепостных стен.
— Да откуда ж отбились-то? — удивился сотский. — Неужто ты думаешь, что все крымско войско на гуляй-город полезло? Тогда б точно наши не отбились. Это они еще так, щупают. Вот следующий раз настоящий приступ будет…
Но до вечера никакого приступа не было. То ли хан свои дальние тьмы к Ельцу стягивал, то ли еще что такое было, да только остаток дня и вечер прошли спокойно. Ночью же вовсю жгли костры и потихоньку часа за три поменяли стрелецкие приказы в гуляй-городе. Тех побило не сильно, всего около полусотни убитыми потеряли и втрое больше ранетыми, из коих едва не половина к огненному бою были вполне способны. В татарском стане, который хорошо было видно со стены, также разложили костры, и было их такое великое множество, что многие, на это зрелище глядючи, истово крестились и бормотали:
— Пронеси, Господи…
А вот с утра крымчаки полезли густо.
Сначала к гуляй-городу подлетели конные тысячи, и на русских обрушился ливень из стрел. Глухо ухнули пушки, а затем и еще, уже со стен, потом грянул слитный пищальный залп, затрещали пищали стрельцов, что сидели в стенах по обеим сторонам воротных башен, падали всадники, ржали раненые кони, но крымчаки вертели и вертели свою смертоносную карусель, не давая пушкарям снова зарядить пушки, а стрельцам высунуться из-за прикрытия гуляй-города. Потом с диким ревом в атаку бросились спешенные татары.
— Эх ты как лезуть! — обеспокоенно пробормотал сотский. — Ну держись, робяты, чую, скоро и до нас с вами очередь дойдет.
— Эх, скорей бы, — с дрожью в голосе, явно не соответствующей грозному смыслу слов, отозвался неугомонный Бузыка, —
Снова грохнул дружный ружейный залп, а чуть погодя за ним и пушечный. Когда конные татары оттянулись в стороны, давая проход своим пешцам, пушкари вылезли из-под телег, под которыми они схоронились от татарских стрел, и сноровисто занялись пушками. Но темп пушечной стрельбы заметно упал, потому как все одно многих пушкарей успело побить стрелами.
— Ломят, ой ломят наших… — напряженно комментировал ситуацию сотский. — Ужо через гуляй-город перелезли. Стрельцы их в бердыши встречают.
— Да что ж они ждут-то? — нервно спросил Бузыка. — Тикать же пора!
Всем было известно, что стрельцы, оборонявшиеся в гуляй-городе, должны были по сигналу оттянуться в крепость и схорониться внутри стеновых бастионов.
— Куды тикать? — оборвал его сотский. — Али сигнал слышал?
В этот момент снова послышался слитный залп. Похоже, стрельцы последний раз разрядили в упор свои пищали, прежде чем пойти в бердыши. Но сразу после этого над крепостью послышался звонкий удар сигнального колокола.
— Эвон сигнал-то! — вскричал Бузыка, но на него уже никто не обращал внимания.
И тут раздался грохот пушек, после чего сотский отпрянул от бойницы и развернулся к ним.
— А ну, робяты, — спокойно приказал он, — по местам все. Сейчас внутрь полезут. Уже гуляй-город растаскивают…
А Тимофей в этот момент удивленно пялился через свою бойницу, обращенную во внутренний двор, на странную картину. Воины царева холопского полка, охранявшие ту самую телегу, о которой он спрашивал у дядьки Панкрата, сейчас сноровисто скинули укрывавшую ее дерюгу и, достав из нее тугие кожаные кошели, раскидывали их прямо у фальшивой двери дальней домины, предварительно вспоров нескольким из них бока, отчего из кошелей посыпалась мелкая серебряная чешуя. Так вот что было в той телеге… серебро. Тимофей ухмыльнулся. Ну теперь держись, за энтим-то крымчаки точно всем войском внутрь попрутся…
Спустя пару минут рев прорвавшихся в ворота крымчаков ударил по ушам. Тимофей сноровисто вскинул заряженную пищаль, добавил на полку пороховой мякоти из рога и закрепил фитиль.
— По мурзам бей, помнишь? — послышался над ухом голос сотского, но Тимофей не стал отвечать, только коротко кивнул…
Стрельцы ударили по ворвавшимся крымчакам вразнобой, но грохот почти пятнадцати тысяч пищалей был таким, что в отдельные мгновения создавалось впечатление, будто бьют залпами. Крымчаки ошарашенно притормозили, завертели головами, недоуменно оглядываясь — что же это случилось со вполне привычным им русским городом? Но тут кто-то из вырвавшихся вперед заметил рассыпанное серебро и… Вся притормозившая толпа, взревев так, что в дальних, расположенных в паре верст от города перелесках сорвало с ветвей тучу птиц, ринулась к открывшемуся их взглядам богатству. Да и то, не пожалел царь-батюшка своей казны-то. Вокруг дальней домины было рассыпано серебра как бы не на тысячу рублей с лишком [47] .
47
Как уже упоминалось выше, в то время рубль не чеканился, то есть перед крымчаками было рассыпано сто тысяч серебряных монет, так называемых «чешуек», достоинством в одну копейку.