Царь Горохова

Касмасова Лилия

Гномы размахивали ручонками, изображая, видимо, всю сценку в лицах, и указывали куда-то в сторону за холм. Герцог кивал. Потом поднял голову – видимо, на звук нашей повозки – и его голубые глаза встретились с моими. Красавец, что тут скажешь… Я смутилась и отвела взгляд. Стала поправлять мешки и будто бы устраиваться поудобнее. Снова посмотрела на холм только когда мы отъехали метров на двадцать. Герцог смотрел вслед повозке. Вот черт.

Я отвернулась и решила больше не оборачиваться. Взгляд мой упал на ведрошлем, валявшийся на дне повозки. На лицевой

его части, под прорезями для глаз сияло будто отполированное пятно – неровное, будто кто плеснул туда полирующего средства и так и оставил. Я взяла шлем в руки. Это от той жидкости, что во фляжке гнома была?

– Знаете, – сказала я Мерлину, – этот гном тогда у озера чем-то плеснул мне в лицо, и я сознание потеряла.

– Потерял, – прошипел Мерлин.

– Ну да, – смутилась я. Этак я себя при первом же разговоре выдам. И меня выгонят из королей. А мне очень хочется попробовать побыть на троне. Пусть и в мужской одежде.

Мерлин взял шлем и понюхал, сморщил нос:

– Брага. Подонки.

– И не говорите, настоящие подонки эти гномы – прямо в лицо… Всего лишь брага? – дошло до меня.

– Подонки браги, то есть осадок, – сказал Мерлин. – То, что на дне фляжки осталось. Потому и крепость такая. Хотя брага она и вообще не слабая.

Он положил шлем на солому.

– Брага – это же всего лишь… алкоголь? – спросила я. – Спиртной напиток. Или… из чего она?

– Из огородных и садовых растений, а что там еще трактирщик добавляет – не знаю. Ее трактирщик гонит, в деревне по ту сторону леса, у дворца.

– Как же ее пьют, если она железо полирует? – изумилась я.

Мерлин пожал плечами.

– Хорошо, что они полную фляжку на меня не вылили, – сказала я.

– Полные фляжки у гномов дольше двух секунд не водятся.

– Двух секунд?

– За которые они успевают сделать два глотка.

– А-а… Понятно.

– Хотя, пожалуй, они и за один высасывают.

8

Дорога была неширокой, желтой, песчаной и пустынной: ни других тележек, ни людей видно не было. Вокруг раскинулись луга, справа вдалеке виднелись пологие холмы. Воздух был чистый и даже сладкий – от ароматов трав и цветов. Я пыталась осознать, что нахожусь в параллельном мире. И вдруг до меня дошло кое-что: если это параллельный мир – то почему…

Я склонилась к Мерлину, который дремал, прислонившись к противоположному борту повозки:

– А почему вы говорите на русском?

– Что? – вздрогнул он и уставился на меня.

– Язык – почему русский у вас?

Такого же не может быть – чтобы в параллельной Вселенной – изобрели точно тот же язык, как и у нас – и именно тот, на которым я говорю!

– Какой еще русский, – проворчал Мерлин. – Мы говорим на панталонском.

– То есть… – растерялась я. – Со мной только на русском, что ли?

– И с тобой на панталонском, – сказал Мерлин и добавил: – Вот сейчас и говорим…

– Да?? – я вытаращила на него глаза. Как же это может быть?

Мерлин приглушенным голосом проговорил:

– Когда переходишь грань миров, местный язык становится

будто родной.

– Да? Ух ты.

То есть, я, даже не замечая, болтаю на панталонском! Смешное название. Это, наверное, связано с названием страны – Гольштания.

– А у вас тут много языков – они все теперь мне как свой? – поинтересовалась я тихо.

– Язык у нас один, – сказал Мерлин, – потому что материк один.

– Да? Всего один?

Мерлин приложил палец ко рту. Потом заговорил тихо:

– Есть диалекты – ну вот у вас на островах, например, канальский диалект, – он подмигнул. – Сейчас этот всеобщий язык называется панталонский, а раньше, в древности, его назвали кальсонский. Но потом он стал культурнее, поэты-писатели появились…

Вот почему «пан»-талонский – «пан» это же значит, «всеобщий» – по гречески, кажется. Хотя греческого тут нет… Возможно, все языки во Вселенной – то есть в даже в различных Вселенных – имеют общие основы слов… Может, они все вообще произошли от одного всеобщего языка – или, например, люди проваливались в разные миры, как я сегодня, и делились знаниями… А «талонский» что значит?.. Но тут я подумала…

– А когда я вернусь к себе, – прошептала я взбудораженно, – буду все земные языки понимать?

– Земные?

– Ну, которые у нас на планете.

– А, ваши. Нет. Ты же к себе вернешься. Ты сама оттуда.

Как обидно. Так бы все триста или сколько их там… и даже японский или арабский какой-нибудь!

– Вот если я к вам сунусь – я буду понимать, – сказал Мерлин.

Я представила друида на улицах Москвы… За ролевика примут, или за косплеиста. Ничего особенного. Правда, вот если он колдовать начнет… А гномы – со своей дикой брагой? Да у нас и своих бражников хватает. И бормочут они похоже. И тоже не пойми что. Я спросила Мерлина:

– Если я должна все местные языки понимать – почему я ваших гномов понять не могу? Мне слышится только «ы» да «а»…

– Всем слышится, – сказал Мерлин. – Это их речь и есть. А понять – чего сложного? «А» – это согласен. «Ы» – против. Вот и все значения.

Дорога была довольно колдобистая, и сено удары под зад нисколько не смягчало. Думаю, фрукты в корзинах приедут довольно битыми, а если в какой-то из тех крынок мы везем сметану, то привезем во дворец уже масло.

Но я же король. То есть – когда я буду королем, я же могу приказать заасфальтировать… то есть что они тут с ними делают? Булыжник? По булыжнику еще больше трясти будет. Гравий какой-нибудь насыпать? По всем дорогам…

Пока я размышляла и любовалась окрестными зеленющими холмами и лугами и пасущимися на них милыми барашками или овечками на горизонте, Мерлин заснул – улегшись на мешки со снедью.

Тогда я обратилась к вознице:

– Скажите, а Гольштания – большая?

– Большая. Три дня будешь на лошади ехать и никуда не доедешь…

– Никуда?

– Ага. Потому что дороги ни к черту не годятся. А если что ценное везешь, вроде жратвы, так вообще не провезешь.

– Почему?

– Хапуг дофига, потому что.