Царь мира сего, или Битва пророков продолжается
Шрифт:
– Могло бы не быть…
– Но будут?
– Не смогут русские стать настолько благочестивыми, чтобы убедить всех мусульман в том, что Россия – не зло. Не смогут и все мусульмане поверить даже своим глазам и ушам, что Россия – не зло. Потому что их будут обманывать.
– Кто?
– Те, кто обманул Фадлана. Те, кто посылает наивных шахидов на смерть и убийства невинных людей. Те, кому как воздух необходимо погубить Россию и Церковь и не допустить крещения в будущем огромных масс народов.
– Ты говоришь про сатану?
– Да. Именно он всячески старается натравить мусульман на христиан, чтобы они уничтожили друг друга. Из этого вывод – не допускать
– А если не получится предотвратить войну?
Киприан задумался и посмотрел как-то иначе. Немыслимый цвет его одежд стал еще блистательнее, он возложил руку на голову Михаила и тихо, но твердо сказал:
– Тогда – побеждать!
Он обнял Михаила и прижал к себе:
– Трудно вам будет, очень трудно… Все Небеса плакать о вас будут. Плакать и просить сокращения дней ваших испытаний. И Бог поможет… Дерзайте, детушки! Господь за ваше терпение пошлет вам такие знамения, что целые армии будут переходить на вашу сторону и принимать от вас крещение.
– И не забывай никогда о будущем, – добавил Тимофей, – и о том, что у Бога нет времени. Тебе ли это объяснять, Миш? Если придется воевать, воюйте милостиво, воюйте праведно. Кто знает, какими христианами станут потомки ваших врагов? Какими горячими молитвами будут их молитвы за своих заблуждающихся предков? Для Бога ведь без разницы – что сейчас, что через сто лет. Может, через сто лет арабы или турки за любого врага христианства помолятся, он и спасется прямо сейчас. Взять хотя бы того же самого Фадлана. Господь видит его честную душу и постарается за это благословить его род большим христолюбивым потомством. И как знать, может быть родится от его семени какой-нибудь великий святой? Самое главное, чтобы на земле была территория, где смогут рождаться святые! Только за эту территорию стоит воевать! Любая другая война преступна!
Тимофей подумал и как-то грустно добавил:
– Хотя понятия «сейчас» и «сто лет» для Бога не имеют смысла. Ты же это знаешь. Они важны только для них – черкас указал на террасу, откуда пришел Михаил.
Там в луже крови лежало его изуродованное тело. Над ним склонился рыдающий Коэн: «Миша, Миша! Не уходи! – плакал он. – Что же я буду без тебя делать, Миша!»
– Ты хотел сказать «для него»? – удивился Беловский.
– Ишь ты, какой шустрый! Не для него, а для них! – повторил Тимофей.
– Но он же там один, я ведь уже тут, с вами?
– Не пахано, Миша, а боронишь! – опять рассердился Киприан.
– Неужели мне опять возвращаться туда?
– А ты как хотел? Кто за тебя дела доделывать будет?
У Михаила сжалось сердце при мысли, что ему вновь придется вернуться в страшную боль, в лужу грязной крови, перемешанной с пылью, в изломанное тело с раздробленными ногами.
– Нужно, Мишенька, нужно, – уже ласково добавил Киприан, – нужно потрудиться ради Христа.
– Как же не хочется, отцы родные…
– Понятно, дорогой, что не хочется. А Господу, думаешь, хотелось на крестные муки? Но – нужно…. Ты вот только подумай о том, что будет, если ты не вернешься и не сделаешь свое дело. Иди и смотри, если забыл!
Киприан подошел к Беловскому, властно повернул его влево и пихнул в спину. Вместо чудесного парка и ласкового моря он увидел засыпанные бетонной крошкой и стеклом пустынные улицы какого-то города с руинами то там, то тут вместо домов. По развороченному асфальту тротуара, сшибая и отталкивая друг друга, пробежали какие-то страшные люди, похожие на крайне опустившихся истощенных бомжей. Высоко в небе он увидел белые борозды выхлопов строя тяжелых бомбардировщиков. Но они, кажется, не стали бомбить и пролетели куда-то дальше.
Догоняющие ее люди не смогли также резко развернуться и как-то нелепо, неуклюже затормозив, заковыляли опять за ней. В это время Михаил уже оказался у них на пути и одним ударом сшиб обоих. Это были безобразные скелеты, обтянутые пятнистой кожей. Они буквально рухнули на землю без признаков жизни. Девочка тоже упала без сил на землю. Михаил поднял ее и взял на руки. Кожа на ее чумазом и худеньком личике была сильно обожжена, а из-под грязной вязаной шапочки торчали клоками жидкие волосики. Девочка сильно прижалась к нему и, тяжело дыша, положила головку на его плечо.
– Папа… – еле слышно прошептала она.
– Где твоя мама?
При слове мама девочка подняла голову и стала озираться по сторонам. Наконец она увидела ту самую женщину, которая кричала в дальнем углу двора. Но и она уже почему-то не бежала, а лежала на асфальте. Девочка протянула в ее сторону ручку и сиплым голоском прошептала:
– Мама!
Откуда ни возьмись, в пустынном только что дворе появились еще несколько таких же безобразных людей. Некоторые из них несли ножовки, столовые ножи или кухонные топорики. Михаил, расталкивая их, принес девочку к матери, которая нашла в себе силы подняться и, покачиваясь, пойти к ним навстречу, обливая слезами обезображенное язвами лицо. Но со словами: «Мишенька!», протягивая к нему руки, она опять опустилась на землю.
– Мишенька, Мишенька, наконец, ты нас нашел…
Беловский с удивлением присмотрелся к женщине и не поверил своим глазам:
– Лена?! Лена?! Это ты?
Лена обняла его ноги, прижалась к ним щекой и зарыдала. Михаил, с девочкой на руках, опустился перед ней на колени:
– Лена, что с тобой? Что тут происходит? Кто это? – спросил он, наблюдая, как сползшиеся со всех сторон скелеты рвут, режут на части и делят тех самых двоих, которые догоняли девочку.
Лена пробовала что-то произнести, но рыдания душили ее.
– Лена, Леночка, успокойся. Я тут. Все будет хорошо! – пробовал успокоить ее Беловский, обнимая ее плечи свободной рукой, но она лишь сильнее начинала рыдать. Наконец она немного успокоилась и смогла выдавить из себя:
– Мишенька, наконец, мы вместе!
– Вместе, конечно же, вместе!
– Мы так долго тебя ждали, Миша!
– Почему мы? Кто еще?
– Мы с Изволькой… – она кивнула на затихшую, на плече Михаила девочку.
– Это Изволька? – закричал он, – это Изволька?!