Царь мира сего, или Битва пророков продолжается
Шрифт:
– Тут недалеко. На Маэ в лесу около Виктории есть большой дом, окруженный тенистыми деревьями.
– Кто его хозяин?
– Великий шейх Сулейман Аль-Абас, да продлит Аллах его годы!
Михаил так и предполагал. Единственное, что он еще не понимал – как мусульмане узнали будущее? Неужели и они имеют подобную спецназу «Троя» технологию? Но откуда? Было ясно, что этот шахид – простой исполнитель и ничего больше не знает.
Размышляя, он услышал, как дверь в комнату тихонько отворилась и за ней послышалась какая-то возня. Он подумал, что это Анатоль с верзилой Вольфом волнуясь, не выдержали и решились поинтересоваться, что тут у него с Фадланом происходит. Теперь их присутствие было вполне допустимым,
– Мишка, – сзади!
Он успел лишь повернуть голову и заметить, как из приоткрытой двери в его сторону летит пояс шахида. Он долетел почти до его лица, но, почему-то резко дернувшись и кувыркнувшись в воздухе, не падая на пол, улетел обратно в дверной проем. Беловский мгновенно понял, что кто-то за дверью рванул провод взрывателя, и он сработал, как резинка, отшвырнув пояс назад. Михаил успел пружиной бросить себя за койку со счастливым Фадланом, но в полете его медленно обогнала, вращаясь, как планета, улыбающаяся голова электрика. Она пронеслась в ослепительном свету, в окружении искр и брызг, и врезалась, расплющившись красным блином в прямо в плакат с обнаженной блондинкой, раскинувшей руки в застывших брызгах прибоя.
Беловского жестко тряхнуло, отрывая органы, что-то необузданно сильное и беспощадное. Оно хотело расчленить его тело на сотни невыносимо болящих кусков, но в спину что-то грузно ударило и накрыло тяжелым и безвольным.
Звука не было.
Воздуха тоже не было.
Воздух сгорел.
Вместо воздуха была раскаленная пыль, которая вместе с пламенем ворвалась внутрь его. Она грубо и мгновенно забила нос, рот, легкие и выдула из его головы разорванное в клочья сознание…
Иди и спасай!
Огромная грозовая туча, клубясь черными горами непостижимой Мишке величины, шла из-за Волги. Пока она не обрушила на его маленькую фигурку, затерявшуюся посреди заливных лугов, свои чудовищные молнии, нужно было успеть домчаться на велосипеде до деревни и спрятаться в каком-нибудь строении, где есть громоотвод. Молнии часто и беспощадно расстреливали луга, где свидетелями их ненависти к земле долгие годы стояли обугленными и изуродованными великанами вековые в два-три обхвата осокори. Где каждое лето от молний по трое суток горят совхозные скирды и где замешкавшему рыбаку или купальщику некуда скрыться от их прицельного огня.
Старики рассказывали страшные истории, про табор цыган, который остановился когда-то в лугах, недалеко от Волги. Они обворовали все село, но пришла туча и молния шарахнула прямо в их главный шатер, где испепелила несколько человек. После этого цыгане вернули все наворованное и больше никогда не появлялись в этих краях.
Еще рассказывали про рыбака, который в грозу поднимал чужие сети и похищал оттуда рыбу. Его, обгоревшего как головешку, нашли в этих же сетях.
Строже всего взрослые наказывали не прятаться от молнии под деревьями не стоять в открытом поле, потому что молнии бьют как раз по этим целям. Но Мишке в данной ситуации больше ничего не оставалось, кроме как стоять посреди луга, спрятаться под деревом, или изо всей мочи крутить педали, уматывая от грозы. Это он и сделал.
В ушах свистел шквальный ветер, в порывах которого кувыркались оторванные листья, ветки, сорванное со стогов и скирд сено. Его старенький велосипед без крыльев и прочих лишних деталей, скрипя раздолбанными подшипниками, нес его по узкой тропинке к спасительным мосткам через Кудьму на другом берегу которой было село.
Сзади, где-то уже совсем близко то и дело оглушительно
Очнулся Мишка от плотных струй ливня, как из шланга хлеставших по его гудящему от удара телу. Он все пытался посмотреть наверх, но мощные капли были по его лицу, не давая открыть глаза.
– Миша! Миша! – теребил кто-то его издалека. – Мишенька, ты жив? Миша!
Чей это голос? Беловский сделал усилие, чтобы прикрыть рукой от струй воды лицо, но почувствовал острую боль.
– Сейчас, сейчас, дорогой! Сейчас я тебе помогу! – с какой-то немного старушиачьей хныкающей ноткой в голосе произнес все тот же голос. – Сейчас, сейчас…
Михаил почувствовал, что его лицо чем-то защитили от воды, он открыл глаза и увидел перед собой старого еврея, который с красными от слез веками, с той самой вечной печалью, как это могут делать только одни евреи, радостно смотрел на него и приговаривал:
– Ну, вот же ж ты! Ну, вот же ж ты! Зачем ты так пугаешь Анатоля!
Михаил, с трудом осознавая, где находится, спросил:
– Что случилось?
– Этот тупица Вольф, решил спасти меня. Только я отвернулся, он бросил в комнату к тебе взрывчатку Фадлана. Но я таки успел его хоть немного оттолкнуть! Иначе тебя бы разорвало на куски, Михаил!
– Откуда здесь вода? – простонал он.
– Это противопожарная система работает. Ну и хорошо! Ну и хорошо! Вода затушила огонь и прибила пыль, иначе мы бы задохнулись!
– Что со мной?
– Ничего страшного. Главное, что ты жив! Тебя спасло то, что основной удар принял на себя этот проклятый электрик. Я тебя из-под его тела достал. Боялся смотреть на тебя, такой ты был кровавый. Но водичка с тебя всю его поганую кровь смыла, а ты – весь целенький! Только вот ноги…
– А что с ногами?
Коэн сделал вид, что не услышал вопроса.
– Что у меня с ногами? – повторил Михаил и попробовал ими пошевелить, но опять потерял сознание от острейшей боли.
Беловский почувствовал, что все его тело гибнет. Оно было сломано и безжалостно исковеркано. Ему было очень больно. Человеческое тело, каким бы оно ни было сильным и натренированным, на самом деле очень слабое и беззащитное. Человек всю жизнь только и занимается тем, что оберегает его. Он все делает очень осторожно, стараясь не повредить себя – и ходит, и садится, и ложится. Достаточно совсем небольшого соприкосновения этого нежного организма с окружающей средой, и он уже начинает страдать, покрываться синяками, шишками, язвами и ранами. Человек так привык беречь себя, что совсем не замечает того, что он это делает каждую минуту, что весь его быт создан им исключительно для защиты своего беспомощного тела. Он сделал для него дома, мебель, одежду, обувь. Он придумал разнообразную кухню, потому что не способен есть сырую пищу, создал медицину, для того, чтобы поддерживать в себе жизнь, которая все время стремится затухнуть. Он построил целую цивилизацию с единственной целью – обезопасить свое неприспособленное к жизни тело и максимально продлить его существование во враждебном ему мире. Человек явно был создан не для этого мира. Он здесь чужой. Ему здесь плохо и опасно. Каково же было отчаяние и горе голого и беспомощного Адама, выброшенного из своего мира в эту перманентную, но привычную для его потомков муку, в эту ненавидящую их среду, которая называется – земная жизнь…