Царь нигилистов 3
Шрифт:
Посыпал песочком и отдал Никсе.
Они обнялись на прощанье, и за братом закрылось дверь. Было слышно, как перед ним встают гренадеры Золотой роты.
Некоторое время Саша ждал, когда к нему войдут и лишат его стула, но про творение мастера Гамбса благополучно забыли. Так что ментик перекочевал на него и больше не съезжал вниз при каждом неловком движении на кровати.
Весь следующий день Саша посвятил переписыванию конституции в трех экземплярах: для царя, для Никсы и для себя. От руки!
Выспался он лучше, может быть, потому что высказался,
Хорошо, что не стал писать в конституцию всякую хрень, вроде преамбулы или социальных гарантий. Тут до социальных гарантий, как до неба, права бы дать. Так что документ вышел относительно кратким.
Но все равно бумага кончилась на середине второго экземпляра.
Вообще все эти пухлые конституции четвертого поколения, написанные в конце двадцатого века, честно говоря, полное дерьмо. Что только туда не вносят! В результате они устаревают за пару десятилетий и приходится их пересматривать. Конституция должна жить сотни лет, а не до следующей смены политического лидера. А для этого она должна быть тонкой. Гражданские свободы, запрет пыток, арест по суду, суд присяжных, равноправие, устройство парламента, глава государства, право вето, формы собственности, национальные автономии, если есть. И больше ничего не надо.
Саша подошел к двери и постучал в окошечко.
Открыл вчерашний седоусый гренадер.
— Илья Терентьевич, вы не могли бы мне дать бумаги для письма? — спросил Саша. — Листов хотя бы пятьдесят.
— Да, Ваше Императорское Высочество, — кивнул солдат.
С бумагой прибыл теплый, божественно пахнущий калач и кружка кваса.
И Саша подумал, а не включить ли все-таки в конституцию социальные гарантии. Ну, права — это для интеллигенции.
К вечеру он понял, что закончить второй экземпляр все равно не успеет, и принялся за сопроводительное письмо.
«Всемилостивейший государь! — начал он. — Обращаюсь к тебе так, папа, потому что письмо практически официальное, и тема слишком серьезна.
Я уже говорил тебе, что ни одна из европейских абсолютных монархий не проживет больше 60-ти лет.
Это не потому, что сумасшествие мое ко мне вернулось из-за жестких условий заключения.
Я просто знаю это. Неважно откуда. Хоть из снов.
Чтобы остаться в числе выживших, России надо принять конституцию. Иного пути нет.
В России будет конституционная монархия или не будет никакой.
У нас сейчас странно относятся к конституции: одни, как к волшебной палочке и панацее от всех болезней, другие, прямо-таки как к контракту с самим Сатаной.
Конституция — это бумажка. Ее можно написать, принять и забыть. В нее можно вносить поправки вплоть до полного отрицания окончательным текстом первоначального. Ее можно просто игнорировать. В нее можно вписать все, что угодно. Хоть королевские письма. Вы хотите оставить за собой право наказывать любого подданного по своему усмотрению без суда? Так впишите его в конституцию. Радикальные либералы, конечно, будут недовольны, а остальные съедят.
Главное, чтобы каждый мелкий столоначальник этого не мог.
Важна не столько
Первые не так опасны, как кажется. В свободном обществе все говорят, что хотят, но никто никого не слушает. Лучший способ помочь распространению информации — это запретить ее.
А народное представительство — это обратная связь и возможность разделить ответственность за непопулярные решения. Это понял Людовик 16-й, когда созвал Генеральные штаты, чтобы поднять налоги. Да, плохо кончил. Потому что нельзя разделить ответственность, не разделив прав.
Да, властью придется делиться, но это лучше, чем потерять все.
Конечно, институт народного представительства тоже можно выхолостить, де-факто заменив выборы назначением своих людей, но это все равно, что отменить его: не будет ни обратной связи, ни разделения ответственности.
Этот комплекс мер даже не обязательно называть "Конституцией", можно оформить, например, высочайшим манифестом.
Но лучше назвать, им слово нравится.
Проект прилагаю, я его дописал. Не особенно надеюсь, что он будет принят в ближайшие годы. Чтобы принять документ, опережающий время, надо обладать безумной смелостью. Вы и так сделаете для России слишком много, чтобы требовать от Вас еще и этого подвига. Но, если он будет принят хотя бы частично — это будет значить, что я не зря здесь сижу. И вообще живу не зря.
Всегда (и несмотря ни на что) Вашего Императорского Величества верноподданный, Саша».
Саша открыл французскую Библию и подобрал эпиграф: «…угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо… (Исаия 58:6)».
Никса забежал буквально на полчаса. Саша отдал ему первый экземпляр и сопроводительное письмо.
— Это для папа, — сказал он. — Твой экземпляр закончу завтра.
Брат кивнул.
— Зайду обязательно.
На следующий день Саша закончил экземпляр Никсы и написал еще один для себя. На всякий случай, спрятал оба под матрас.
Брат заглянул уже после ужина.
— Дописал? — спросил он.
— Да.
Никса протянул руку ладонью вверх.
— Давай!
Брат предпочел стул, так что Саша откинул матрас, извлек конституцию и вложил в руку Никсе.
Тот усмехнулся.
— У тебя там склад бумаг, как я посмотрю.
— Всего лишь мой экземпляр, — сказал Саша. — Я ее трижды переписывал. Пером!
— Ценю твой героизм, — хмыкнул Никса.
Посмеялся над почерком, сложил документ вчетверо и убрал в карман гусарской венгерки.
— Как папа отреагировал на мои письма? — спросил Саша.
— Сказал, что после всего ты еще смеешь писать дерзости.
— Господи! Да, где он нашел дерзости? По мне так исключительно лизоблюдство с низкопоклонством.
— Однако вины не признаешь, прощения не просишь и настаиваешь своей правоте. Начинаешь с «Всемилостивейший государь», заканчиваешь «Ваш верноподданный», а в середине — бунт вперемежку с наглой и беззастенчивой лестью.
— Да-а! Принцип бутерброда. Учись, пока я жив. Письмо надо начинать лестью, заканчивать лестью, а в середине писать все, что думаешь. Но, где там бунт, я совсем не понимаю.