Царь с востока

Хван Дмитрий Иванович

В один из дней принц Сунсон, снова прибывший на вновь устроенные причалы у 'врат Канхвадо', где швартовался паровой катер, пригласил Стаса с другом на прогулку по острову. На сей раз Сунсон обещал показать нечто новое. И верно, на сей раз кавалькада всадников, состоящая из двух юнкеров, принца, присланного генералом Ли молодого парня-переводчика по имени Хэсук и двух молчаливых и хмурых гвардейцев охраны, проследовала дальше обычных до сего дня маршрутов. Сунсон решил показать своим новым друзьям древние каменные монументы, в которых ангарцы узнали дольмены - они слышали о таких сооружениях ещё в школе на уроках географии. Но друзья не ожидали увидеть их тут, да ещё в таком количестве! Вдоволь полазив по каменистым склонам холмов, где стояли мегалиты,

используемые крестьянами в ритуальных целях да пообедав в одном из селений, они решили возвратиться в крепость. Кстати, местные жители хоть и поглядывали на чужаков с напускным недоверием, но при виде принца, запросто общающегося с ними, позволяли себе и более благожелательные взгляды. Но не более того! Все ещё довлеющие среди народа вековые догмы сдерживали их, мешали выразить свои эмоции. И всё же Стасу казалось, что им хочется подойти ближе, пообщаться и рассмотреть чужестранцев, появившихся на Канхва по воле властителя Бонгрима. Однако идеологическое правило, что чужак является источником всяких неприятностей, было доминирующим.

'Что же, а мы своим примером будем показывать, что правило это ложное' - думал Стас, возвращаясь в крепость.

Назавтра Сунсон пообещал своим друзьям отправится к подножию горы Манисан, на вершине которой внук бога Тангун установил жертвенный алтарь Чхамсондан.

– Это самое священное место страны Чосон!
– заявил он торжественным голосом.

В крепость въехали через южные ворота, у которых находился монастырь Чондынса - который, как поведал переводчик, был построен в ужасно древние времена эпохи Корё. Застав процессию монахов, одетых в оранжевые и красные одежды, Стас с Мечиславом неприятно поразились сверкавшим на солнце лысинам - но не монахов, что было привычно глазу ангарцев, а монахинь! Проводив округлёнными глазами служителей буддийского учения, друзья-ангарцы, не сговариваясь, прыснули со смеху. Вот это диковина!

– Стас!
– проезжая мимо стены жилых построек крепостного дворца, Сунсон заговорщицким голосом вдруг позвал Соколова.

– Он говорит, что хочет показать тебе нечто, - перевёл Хэсук.
– Это здесь, за стеной!

– Славка!
– выкрикнул Радек.
– Ты чего застрял?

– Ты должен посмотреть, - мягко, но настойчиво повторил принц, заслонив собой остальных спутников, оставшихся на дороге.
– Пошли со мной, пожалуйста.

У стены, словно специально оставленная тут, стояла прислоненная к ней широкая лестница. Сунсон вмиг оказался на ней, энергичными жестами поторапливая слишком медлительного Ороса. Наконец, Станислав забрался на лестницу, чертыхаясь и вполголоса браня своего нового товарища. Ну и что тут? Пруд да сад, ровные дорожки... Соколов непонимающе посмотрел на Сунсона. А тот, загадочно улыбаясь, передал Стасу свой подарок с 'Забияки' - увеличительную трубу, и указал на садовую беседку, что стояла у декоративного пруда.

– Гляди! Это Хёмён!
– негромким голосом, полным волнения, но всё же улыбаясь, произнёс принц.
– Она - моя старшая сестра. Не каждому дано её увидать! Говорят, она очень красива.

Недолго понаблюдав за склонившейся над низким столиком девушкой в розовых просторных одеждах, рядом с которой сидел пожилой наставник, Соколов спустился с лестницы и молча подошёл к коню.

– Сегодня у неё обучение искусству красивого письма, - с энтузиазмом пояснял Сунсон, следуя за своим гостем.
– И так каждый день.

Стас ничего не ответил принцу, оставив того в смущённом недоумении.

– Странно, - начал говорить Радек, когда конь Стаса, наконец, поравнялся с жеребцом Мечислава.
– Я точно видел, что ранее там, у той стены, стояла стража... Да ты слушаешь меня?

– А?
– в задумчивости почесав голову, повернулся к товарищу Соколов.
– Не понял тебя, извини.

– У-у-у, как всё запущено, - Мечислав повторил одну из фраз своего отца, привычных дома.
– Ладно, проехали. Возвращаемся на 'Забияку'.

Весь вечер, после прибытия на корвет, Стас был мрачен,

отмалчиваясь на попытки Радека разговорить его. Лишь перед отбоем он решил, наконец, заговорить о том, что его взволновало:

– Невесту мне показали, Слав...

– Ой-ли?
– поразился Мечислав, тут же широко улыбнувшись и разразившись смехом - заливисто, с удовольствием.

– Дурень!
– обиделся Соколов.
– Что ты ржёшь?

– Известно чего!
– утерев заблестевшие уголки глаз, ответил товарищ.
– Теперь ясно, зачем ван Бонгрим пожелал чтобы наш корабль прибыл сюда ранее намеченного.

– Вот и я о том же подумал, как за трубу взялся, - пробурчал Стас.
– Не иначе отец с ваном уже всё оговорили заранее. Политика...
– после чего он добавил с кислой улыбкой:

– Мамушка и прежде шутила, что как-то так меня и женят.

– Ну и как тебе невеста?
– ухмыльнулся Радек.
– Красивая?

– Я особо-то и не рассмотрел, - пожал плечами Соколов.
– Ну так, милая вроде.

– Раз за тебя всё решили, что неудивительно, - рассудил Мечислав, - то нужно прекращать все эти гляделки из-за забора, а знакомится конкретно. Ну а коли она страшна будет, то уж тебе вопрос решать.

– Верно говоришь, друг!
– согласился Станислав и лицо его, наконец, озарила улыбка.
– Так я и сделаю!

Глава 12

Гродна - Белосток, Царство Русское. Август 1654.

Багровое солнце садилось, уходя за тёмные просторы принеманских лесов скрывая в надвигающихся сумерках дальние дымы пожарищ - то крестьяне громили и жгли усадьбы шляхтичей, либо дружины поляков разоряли окрестные селения, заподозренные в симпатиях к москвитянам. Воевода князь Хворостинин, не раз уже выручал селян, посылая отряды драгун и казанцев, вылавливая и уничтожая шайки шляхтичей. А посланцы к воеводе шли безостановочно, поминая обиды, принимаемые крестьянами от помещиков и ксёндзов. Доходило до неприличных для поляков случаев. Так, один из посланных воеводой отрядов - а это были смоленские драгуны, столь резво преследовали мародёров, что, увлёкшись погоней, углубились в необжитые места. На исходе вторых суток преследования, драгуны окружили и вырубили, к чертям собачьим, всю шайку у давно покинутого людьми хутора, после чего настало время возвращаться к Гродне. Однако вояки под началом капитана Людвига Мартинса из Фландрии заплутали, более того, встреченные ими селяне, оробевшие при виде озлобленных москвитян, указали им не то направление. Смоленцы, оказавшись у Белостока, были приняты местным гарнизоном за приближающееся войско князя Черкасского, до сих пор стоявшего под Люблином. В итоге гарнизон Белостока бежал, а драгуны заняли опустевший замок, когда-то принадлежавший шляхтичам Веселовским. Отправив двух местных хлопцев с посланием к воеводе в Гродну, Мартинс решил оборонять городок своими силами, покуда есть возможности для оного. Через несколько дней Хворостинин прислал подмогу - войско боярина Матвея Шереметева, состоящее из восьми сотен солдат-калужцев с полковником, сотни московских рейтар и Аренсбургский полк союзников-эзельцев. С солдатским полком прибыли и три пушки.

Сам князь Хворостинин тоже ожидал помощи от царя, посылая одну за другой грамоты с просьбами в его ставку в Полоцке. В свете скорой осенней распутицы и долгих холодных дождей укрепиться в Гродне было бы весьма полезным делом, считал Фёдор Иванович. Сей город был оставлен польскими воеводами практически без боя. Гетман Павел Ян Сапега, после короткой, но жаркой схватки передовых отрядов, в ходе которой он чудом избежал пленения, поспешил уйти на запад, оставив Гродну на милость князя Хворостинина. Победитель, заняв город на Немане, не стал преследовать совершенно расстроенные отряды поляков - войску Хворостинина требовался длительный отдых, кроме того, необходимо было пополнить запасы, поскольку захваченного в Гродне пороха было недостаточно.