Царь-Сторож

Русаков Эдуард

– Н-нет, – и я удивленно покосилась на него.

– А жаль… Оглянитесь вокруг – тут же одни ходячие карикатуры.

И он резко остановился, и я остановилась, и он плавно раскинул руки, словно приглашая полюбоваться – "вот они, кырские монстры!.."

К нам подошел седоватый пожилой мужчина в замшевом пиджаке (тогда, в семьдесят пятом, замша была еще в моде).

– Прочел, прочел вашу рукопись! – И он ласково похлопал Валеру по плечу. – Обещаю дать предисловие.

– Весьма признателен, – низко поклонился Валера. – Тронут

до глубины души… нет слов. Позвольте ручку-с, ручку-с поцеловать!.. – И он потянулся к руке седоватого в замше.

Тот нахмурился, отдернул руку, но тут же захохотал, и погрозил Валере волосатым пальцем.

– У-у, все такой же! Циник! И стихи твои такие же – клоунада, сплошная клоунада!.. но – слышен скрытый лиризм. Клоунский грим, размытый слезами…

– Это вы свое предисловие цитируете? – перебил Валера.

– Не прикидывайся нахалом, не надо, – поморщился седоватый. – Я ведь знаю, знаю твою ранимую душу!..

– Да что вы все – обо мне да обо мне, – стыдливо потупился Валера. – Поговорим о чем-нибудь другом… Вы слышали – в серии "Литературных памятников" вышел Сократ?

– Неужели? – седоватый даже подпрыгнул. – Ах, черт. Надо будет срочно достать!

(Тогда, в 75-м, как вы помните, хорошие книги не покупали, а доставали. Впрочем, не только книги).

– А вы разве не читали Сократа?

– Как же!.. ежегодно перечитываю. Специально беру в библиотеке. Но хочется всегда иметь под рукой…

– Впрочем, какую чепуху я несу, – улыбнулся Валера. – Ведь от Сократа ни строчки не осталось… Так на чем мы остановились? – И он круто повернулся от ошеломленного собеседника и подмигнул мне. – Ах, да, мы как раз собирались немножко выпить. Пойдемте, Люся. Я вам налью шампанского. Это очень вкусный напиток. Он особенно хорош для соблазнения молоденьких девушек с веснушками на плечах.

– …Старик, привет! – подскочил поэт Румянцев, моложавый, но не молодой человек в джинсовой курточке. – Где ты пропадал? Когда мы последний раз виделись?.. уж и не помню. Хочу с тобой выпить. Тебе, я слышал, наконец-то, повезло? Книжка выходит? Давно пора. Засиделся в девках. Ну, давай, давай – тяпнем по рюмочке. Салют.

– Смотри, чтоб вино не попало в трахею.

– Ох, старик. Ты не меняешься.

– Я еще успею. А ты?

– Что – я? Обо мне не будем. Кырск меня выжал, иссушил, изнасиловал. И зачем я сюда приехал в шестьдесят втором из Рязани? И зачем я здесь остался? Ну, выпустил пять книжек, ну и что? Я давно уже не поэт… Читал мой последний сборник? Ведь дерьмо, правда?

– Даже хуже, чем дерьмо, – сказал Валера. – С чем бы сравнить твои последние стихи?.. их не с чем сравнить, дружок.

– И не старайся, – вздохнул Румянцев. – Я весь кончился. Здесь нельзя оставаться, в этом гнусном городе. Надо бежать отсюда! Драпать! В Москву! В центр! Понимаешь, старик? Бежать надо из этого города! Ты только подумай – зачем я здесь, зачем? Почему я не в столице? Почему я не брожу по арбатским переулкам? Почему не кормлю голубей на Тверском бульваре?

– Действительно – почему? – сказал Валера.

– Ах, старик!

Культура – и Кырск! Разве это совместимо? Ты не можешь себе представить – как я наслаждался, как воскресал, как отдыхал душой, когда недавно побывал в Москве… Я видел Джоконду! А ты – в этом сраном Кырске – ты мог бы увидеть Джоконду?

– Она же в Лувре, – тихо сказала я.

– Девочка, читайте газеты, – хмыкнул Румянцев. – Джоконду привозили в Москву… и я ее там видел! Я видел ее улыбку. Ее загадочную улыбку!..

– Ее б…скую улыбку, – сказал Валера.

– Как ты можешь, старик?!

– А что? Я вполне серьезно – у Джоконды самая что ни на есть б…ская улыбка. Именно в этом я вижу разгадку тайны знаменитого портрета.

– Старик… ты любишь парадоксы, я знаю… Но есть вещи, над которыми нельзя смеяться!

– Послушай, ты!.. – И Валера вдруг резко схватил Румянцева за локоть, и притянул к себе. – У меня большая просьба – на досуге составь для меня, пожалуйста, подробный список вещей, над которыми нельзя смеяться. Только постарайся ничего не упустить. Для меня это очень важно. Потому что я вечно их забываю…

– Старик, ну нельзя же так!

– Значит, договорились? Вот и хорошо. А я тебе, разумеется, заплачу. Ты же привык, чтобы хорошо платили… – И Валера отвернулся от Румянцева, и спросил меня: – Так на чем мы остановились?

– Н-не помню… мне кажется, вам не надо больше пить, – сказала я, и тут же замолчала, боясь, что он и меня обругает.

– Люся, вы мне нравитесь, – сказал он серьезно. – Мне нравятся ваши почти рыжие волосы. И ваши почти золотые глаза… с чем бы их сравнить? Ваша фигурка… жаль, что вы низкорослая, по сравнению со мной…

– А мне неприятно то, что вы сейчас говорите, – резко сказала я. – Зачем вы так?

– Необходимо выпить, – сказал он. – Срочно необходимо выпить. Назрела такая острая необходимость…

А вон и шарманщик со своей обезьяной!

Толстый небритый человек вытащил из футляра роскошный баян, сверкающий перламутром, растянул меха и запел-заиграл. Ему подпевала блондинка с коровьими глазами.

– Он раскинулся, Кырск мой чудесный,Вдоль великой сибирской реки,И поют комсомольские песниЗаводские гудки! —

– пел баянист, он же композитор.

А блондинка подхватывала припев:

– Как мне дорогЭтот город —Не Иркутск и не Новосибирск,Потому чтоВечно молодМой родной, мой красавец, мой Кырск!..

Ну и так далее.

– Бис! Бис! – закричал Валера. – Спиши слова! Яшка, спиши слова!

Композитор – нахмурился.

– Так на чем мы… ах, да, выпить. Надо же – я стал таким рассеянным. Все собираюсь выпить – и никак не соберусь. И Валера выпил.