Царь Зла
Шрифт:
Знаю только одно, что это образование, ставившее меня выше всех моих товарищей по работе, развило во мне непреодолимое желание возвыситься. Голова моя была полна беспорядочных знаний. Никаких нравственных правил у меня не было. Совесть моя молчала. В том-то и беда! Тут кроется причина всех моих ошибок! Когда мне сказали, что я могу изменить свое скромное звание рабочего на положение, титул и богатство графа де Шерлю, я не рассуждал, не колебался. Передо мной открывался блестящий путь. Смелая, пылкая надежда уносила меня в новые неведомые, заманчивые сферы.
О, скольких бессонных ночей стоила мне эта перемена,
Настало пробуждение. Началось то болезненное упоение, которое должно было бросить меня в объятия герцогини де Торрес. Повторяю, никакого серьезного чувства не внушала мне эта женщина. Отношения мои с ней были следствием простого увлечения, чему много способствовала обстановка, в которой произошла наша встреча, и то возбужденное состояние, в котором я тогда находился. Как ребенок допустил я вскружить себе голову, как неопытный мальчишка попался я в сети этой хитрой куртизанки.
И вдруг перед моими глазами возник прелестный образ юной девушки. Ах, сударь, уверяю вас, что с этой минуты я как бы заново родился. С глаз моих упала завеса. Я вдруг увидел нечто настоящее, неподдельное. В эти несколько часов, следовавшие за получением письма, которое я приписывал той, чье имя не смею произнести, я дал торжественный обет стать человеком. Много дорог открыто тому, кто обладает твердой, упорной волей и мужеством. Оставалось только выбирать! И вот мне пришла мысль стать солдатом. Я решил вступить в один из Африканских полков. Там, рискуя жизнью в боях, я заслужил бы себе эполеты и права честного человека.
Ужасная катастрофа разразилась надо мной. Все, как нарочно, сговорились осудить меня. Один вы защищали меня всеми силами своего замечательного красноречия. Но и вам, которого все окружают уважением и почетом, поверили так же мало, как и мне, тому, кого признали убийцей.
Приговор поразил меня. С той минуты я понял, так же, как и вы, всю невозможность пролить какой-нибудь свет на этот глубокий мрак, который с каждым мгновением все сильнее и сильнее сгущался надо мной.
Подавать на кассацию! К чему? Чтобы только продлить мои ужасные муки? Какая польза? Приговор был бы отменен, снова явился бы я в суд. И если, из жалости или вследствие охлаждения суда к моему делу, за мной признаны бы были смягчающие вину обстоятельства, я был бы сослан на галеры. На галеры-Поймите, что это значит! Мечтать о чести и вместо этого найти позор, ужасный, вечный позор!
И вот я сделал то, что подсказывали мне разум и совесть. Я решил умереть!
Но на свете есть два существа, две женщины, которых я люблю, перед которыми я благоговею. Их уважение желал бы я возвратить себе хоть после смерти. Одна из них — та молодая девушка, имя которой я один раз уже назвал вам и которую я люблю всеми силами моей души за ее чистоту и невинность.
Другая… но тут чувство является уже более сложным и объяснить его очень трудно. Я видел ее всего два раза: первый — у изголовья той несчастной, которая томилась в предсмертных муках в одном из домов улицы Арси, а другой раз — на суде. И каждый раз
Очевидно, это лишь пустая мечта. Но она мне отрадна, она поддерживает меня даже в час смерти.
Я говорю о маркизе де Фаверей.
И вот этим двум женщинам убедительно прошу вас передать то, что вы недавно сказали мне, — что вы верите в мою невиновность! Обещайте, что вы исполните мою просьбу! Будьте моим посмертным адвокатом, рассмотрите шаг за шагом все факты, на которых основано обвинение, исследуйте их до мельчайших подробностей, проследите их истоки и дальнейший путь вплоть до казни.
И если когда-нибудь вам удастся отыскать доказательства моей невиновности, вручите их Полине де Соссэ й маркизе де Фаверей! И скажите им: «Плачьте по нем, он не был виновен!»
Дайте клятву, что вы исполните все это!
И Жак смолк под бременем осаждавших его мыслей. Адвокат, бледный от волнения, поражался этому хладнокровию, этому благородству души, которое изумило его гораздо больше, чем страстные протесты и клятвенные уверения.
— Клянусь вам честью! Я всю свою жизнь посвящу раскрытию этой ужасной тайны, и если удастся мне это, памяти вашей торжественно будет возвращена безвинно утраченная честь!
— От всего сердца благодарю вас! — с чувством сказал Жак. — Теперь я могу умереть спокойно.
Адвокат удалился. Жак остался один, по крайней мере, настолько, насколько это возможно для осужденного на смерть, за каждым шагом которого следит несколько глаз. Он печально поник головой и погрузился в размышления.
Он мало дорожил жизнью, которую готовился потерять. Как послужила она ему? Какую извлек он из нее пользу? Он был лишним здесь, на земле! Общество извергало его из своей среды. В сущности, разве не было все это справедливостью?
Время шло медленно, а в то же время по отношению к нему быстро: ведь каждая минута приближала его к смерти. Но он не считал часов. Он ждал.
Начались последние формальности.
Пришел священник.
Вдруг дверь с шумом распахнулась, и на пороге снова показался секретарь.
— Отсрочка! — радостно воскликнул он.
При этом известии Жак порывисто вскочил с места.
— К чему это? — сказал он: — Зачем эти люди мучают меня?
— Сын мой, — сказал священник, — не надо отчаиваться! Кто знает? Быть может, обнаружилась истина.
Секретарь прочел приказ, подписанный канцлером.
— Не унывайте, — сказал он Жаку.— Подобная мера должна иметь какое-нибудь серьезное основание.
— Если бы, — прошептал Жак, уныло покачав головой.— О, если бы это было возможно! Но нет, я уже не надеюсь!
— Отсрочка неопределенная? — спросил священник.
— В этих приказах никогда не обозначается срок. Очень может быть, что затребовано дополнение к следствию.
— А страдания мои продолжаются, Бог знает еще на какое время, — задумчиво сказал Жак. — Очень благодарен вам за ту радость, которую, я вижу, вызвало у вас это известие. Меня же оно пугает. Я боюсь каторги!