Царетворец. Волчий пастырь

Извольский Сергей

Да и после открытия Разлома отношение дриад к людям поменялось не сильно. Люди же лесных дев не просто не любили, их ненавидели даже больше суккубов – в случае игры суккуба с мужчиной у последнего хотя бы был шанс сохранить жизнь и рассудок. В случае попадания в плен к дриадам – нет. В случае попадания в плен к дриадам не было шанса даже на легкую смерть – это было в большинстве недосягаемой привилегией.

Ситуация постепенно начала меняться после того, как в Септиколии появились терране. Близкие к природе лесные нимфы с Терры, поклоняющиеся богине Живе, в Фегерваре прижились, и постепенно политика полного

отчуждения с человеческой расой начала меняться. По прошествии пяти сотен лет дриады уже не были открыто враждебны людям.

Но не были и сильно дружелюбны. Ныне между Фегерваром, Варгрией, Новогородом и Ганзой была налажена торговля. В лес двигались самые разные товары, взамен Фегервар отдавал свою плоть-от-плоти: большинство самых умелых жриц в лечебницах Живы являлись именно юными дриадами. В основном дочери народа лесных нимф, прибывших с Терры.

Кроме того, природные целительницы периодически появлялись в самых разных фамилиях, а также при дворе. Заполучить себе на контракт целительницу-дриаду – было не просто успехом, это было статусным успехом.

Впрочем, обычными людьми дриады по-прежнему были откровенно нелюбимы. Чувства простого народа балансировали даже ближе к границе ненависти. Потому что в лечебницах богини Живы лечились в основном индигеты, и потому что до сей поры не каждый мужчина, приблизившийся к лесу, возвращался обратно домой. Впрочем, никто в здравом уме к границам Фегервара без приглашения или дозволения старался не приближаться.

Не только из-за покровительства Рима, признавшего лес отдельным имперским округом: несмотря на близость к Варгрии и Новогороду, несмотря на барьер между имперскими землями и Фегерваром в виде разлома, лес еще по старому делению границ являлся частью Запада Септиколии.

Не только из-за покровительства варгрийского кесаря, которому Фегервар был выгоден: дриады закрывали более пятидесяти лиг границ шрама разлома, и со стороны леса можно было не ожидать атаки демонов. На выходе из бутылочного горлышка между отрогов находился лишь небольшой варгрийский форт с двумя патрульными ротами Пограничной стражи – Хвойная застава.

Леса избегали по большей части из-за поддержки дриад богиней Живой.

Однажды, во времена моей молодости (первой молодости), новогородский князь, у которого по воле совета старших дриад отозвали в лес его любимую (во всех смыслах) целительницу, отправил за ней в лес небольшой отряд. Сотню своих лучших воинов, из которых треть была индигетами.

Об этом до сих пор было известно лишь считанным людям вне узкого круга в Новогороде. Мне в том числе: я был в курсе потому, что присутствовал в составе малого посольства, прибывшего в Фегервар на переговоры. Морриган также почитали в Великом лесу, а я тогда – как герцог Рейнар, пользовался прямым благословением богини.

Поэтому после того как отряд воинов новогородского князя сгинул в Фегерваре, в Мессену, где я на тот момент занимал пост Советника Сената по политическим вопросам при командире Первой горной бригады, новогородский князь отправил вестника с просьбой ко мне тайно прибыть в Новгород. И только там князь Владимир озвучил мне просьбу поучаствовать в посольстве.

Отказывать Владимиру я тогда не стал, и к малому посольству присоединился.

Переговоры завершились успешно. Вернее, переговоров даже не было – всех

пленных, всю сотню воинов, нам передали без какого-либо торга и даже без условий, удивительное дело. Впрочем, дриад вообще сложно понять – у них совершенно иное, нечеловеческое мировоззрение и часто непонятная людям и индигетам логика. «Время вашей оплаты еще придет», – только и сказала нам прибывшая на поляну встреч главная дриада, после чего дала указание освободить всех пленных и не прощаясь с нами, удалилась.

Сейчас, глядя на зеленое море листвы за бортом, я вспоминал все это, стоя на баке аэростата Нереида – одного из двух двухпалубных патрульных фрегатов Императорского Воздушного флота, дислоцированных на Севере, в Лонгфьорде. Фрегаты Нереида и Наяда уже третью неделю проводили патрулирование шрамов-близнецов с севера на юг, по пути прибыв в Мессену и приняв на борт курсантов офицерской школы, а также рекрутов Корпуса.

На Нереиде находились мы, красный офицерский взвод, на Наяде – рядовые рекруты, которым после прохождения своего начального курса подготовки предстоял пеший рейд по окраинам Дикого поля – собирать первую кровь демонов.

Как раз в этот момент идущие борт о борт корабли начали расходиться. Наяда легко накренилась, с негромким гулом маневровых движителей меняя курс, уходя западнее. Нереида продолжала двигаться дальше прямо, в сторону уже видимых впереди в туманной дымке отрогов Варгрийского хребта. За которыми мы должны были «показать флаг» в Наволоке-на-Великой, новогородском портовом речном городе и после, вновь соединившись с Наядой, отправиться в обратный путь на Север, в Мессену.

Наблюдая за удаляющейся Наядой, я не мог оторвать глаз от патрульного фрегата, притягивающего взгляд своей опасной красотой. И Наяда, и Нереида были боевыми аэростатами одной серии. Отличались фрегаты от привезшего нас в Мессену круизного «Гордость Клавдия» так, как ухоженная и наевшая лишний вес домашняя собака отличается от молодого поджарого волка, собравшегося пообедать.

Хищные обводы фрегатов мягко светились голубым сиянием силового каркаса щитов, узкие корпуса, по сравнению с пузатым «Клавдием», выглядели опасно-стремительными. На носу и корме из утопленных в корпус боевых башен топорщились иззубренные стрелы снаряженных скорпионов. Оставляя по ходу движения за собой в воздухе след Сияния – каждый наконечник стрелы скорпиона был напитан лириумом.

Но усиленные Силой Сияния скорпионы не являлись основным оружием фрегатов. Нос Наяды (как и Нереиды) венчала голова дракона, а его будто бы сложенные в пикировании крылья частично закрывали линии бортов. Пасть дракона сейчас была закрыта, синим отблеском горели только глаза.

Горе тому, кто видел атакующий аэростат Императорского Флота со стороны открытой пасти. Liber ignium, или римский огонь, или напалм – как его называли в простонародье с подачи тамплиеров, выжигал абсолютно все на своем пути. Горели не только люди, горело и плавилось железо, песок и даже камень. Напалм невозможно было потушить – горел он долго, постепенно угасая сам.

Там, где прошли атакующие драконы императорского флота, оставалась только выжженная земля и прах от всего, что попало под сине-красный магический огонь. Даже каменные крепости превращались в нечто, напоминающее замки из песка, оплывшие после сильного дождя.