Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– Терентий тоже с вами? – вспомнив своего недоброжелателя, как бы между прочим поинтересовался Алексей.
– Терентий? Да нет, давненько уж его не видали. Сказывали, как из узилища его выпустили, так подался к лихим людям. Но верно то или нет – не скажу, сам не видал, а так, слухи ходили. О, во-он они, наши!
Артельщики – а поплыло с Прохором девять человек – при виде Лешки тоже заулыбались: все ж таки приятно встретить знакомого. Кроме самого Прохора Богунца, русских среди плотников не было – болгары, ромеи, валахи,
Поговорив, условились в Тане прибиться к какому-нибудь купеческому каравану – и дальше идти с ним, а какой дорогой, не важно, гораздо важнее было не угодить в полон к татарам.
– А у татар что, нельзя подзаработать? – спросил у старшего один из артельных. – Что, они домов не строят?
– Строят, только не из дерева – из камня, – с видом знатока пояснил Прохор. – Дерево у них – почти что на вес золота. Да не переживайте – на Руси столько работы, что как князья жить будем!
– Вот, то хорошо бы!
Разыскав шкипера, Алексей купил сверх нормы вина – обычная корабельная норма составляла около двух литров вина в день на одного пассажира, но нормы четверым собутыльникам явно не хватало, хотя, видит Бог, Лешка и Франческо пили умеренно, но вот патеры…
Вытащили сыр, порезали сегодняшний обед – солонину, да принялись себе пировать, подставляя врывающемся сквозь распахнутое окошко свежему ветерку разгоряченные выпивкою и беседою лица. Болтали так просто, за жизнь, без всякой определенной цели – лишь бы скоротать время. Вечерами все обитатели кают обычно прогуливались на кормовой палубе или на баке, а вот днем предпочитали сидеть у себя – на палубе было слишком уж жарко. Пьянствовали, а что еще делать-то?
Вот и сейчас оба патера и Лешка рассеянно внимали рассказам молодого скульптора, восторженно описывающего турецкие нравы. Оказывается, он около двух лет провел в Никомедии, а потом – в Никее, работал на строительстве дворцов.
– Интересно, что это ты там делал? – удивленно поднял глаза Алексей. – Бог магометан ведь запрещает изображать живые существа – а ведь ты скульптор, не кто-нибудь.
– Так я живых и не изображал. – Юноша отмахнулся. – Вырезал из камня всякие узоры – арабески, орнаменты.
– А что, там местных-то резчиков нет?
– Да нет, хватает. Просто уж очень много чего строят эти турки! И все хотят, чтоб покрасивее.
– Помогал, значит, заклятым врагам Христовой веры? – язвительно хмыкнул отец Себастьян.
Франческо поморщился:
– Не помогал, а зарабатывал деньги. Хорошие, между прочим, деньги – в Италии таких никогда не заработаешь. Вот и сейчас в Кафу еду – на заработки. Пригласил один богатый купец!
Похожий на жердь отец Оливье глухо расхохотался:
– Вот она, нынешняя молодежь – все деньгами меряет! Нет, чтоб о душе хоть немножко подумать.
– А я думаю! – вспыхнул молодой скульптор. – И на храмы жертвую щедро.
– А вот это ты правильно,
– Да бывает, – под громкий хохот присутствующих сконфуженно признался парень.
– На чужих жен, стало быть! – не преминул заметить отец Себастьян. – Грешник ты, синьор Франческо, грешник. Послушай-ка, а не купишь ли у меня индульгенцию? Есть очень хорошие, в цене, думаю, сойдемся.
– Брось ты беса тешить! – Отец Оливье хлопнул юношу по плечу. – Расскажи-ка лучше, ты самого Мурада, султана турецкого видел?
– Видал, но не вблизи, а так, издали. А вот наследника, Мехмеда, приходилось и близко видеть – любит он по городам на коне скакать. Красивый такой юноша, правда, необузданный. Говорят, учится только из-под палки.
– А кто не из-под палки учится? – вполне резонно переспросил отец Себастьян. – Скажу так – ежели б меня не пороли, так вырос бы неучем!
Жердина – отец Оливье тут же расхохотался:
– Почтеннейшим твоим учителям нужно было бы тебя почаще пороть. Глядишь, и толк вышел бы!
– Да ну тебя, падре!
– Вот, помню, заказывал мне отделку дворца один турок. Не самый знатный вельможа, но и не из бедняков – служилый, на жалованье. Греческую речь знал, грамматику – учителем мог бы работать! Выдал мне денег, да велел набрать каменотесов на свое усмотрение… А там, в Никее, имеются рабы при городском хозяйстве, вот я их и приспособил – работать, правда, пришлось им немало, зато потом все на волю выкупились! Уехали в Константинополь – все десять человек, артелью. Славные люди.
– В Никее, говоришь? Каменотесами? – задумчиво переспросил Лешка. – А Созонтий с Анисимом Бельмом у тебя, случайно, не работали?
– Созонтий? Анисим? – Франческо пожал плечами. – Может, и работали, я ж по именам их не помню. Постойте-ка! Бельмастый точно был. Вот только как его звали…
– Да хватит вам вспоминать, – махнул рукой отец Себастьян. – Обратите внимание – вино уже кончилось! Синьор Франческо – твоя очередь бежать.
А скульптор и не отказывался:
– Ах да, да, конечно.
Юноша отсутствовал долго, по всеобщему мнению – гораздо дольше, чем требовалось для покупки вина. Впрочем, может быть, это оттого, что время в ожидании тянулось так медленно, словно вол, влекущий тяжело груженный воз.
Почертыхавшись, патеры успели уже задремать, да и Алексей начал клевать носом, когда, наконец, посланец соизволил вернуться. И слава богу – с вином.
– Задержался чуток, – опускаясь на низкое ложе, смущенно признался Франческо. – Понимаешь, Алексей, вдруг показался в толпе на палубе один знакомый. Очень хорошо знакомый мне человек.