Царица Прасковья
Шрифт:
Путешественницы, утомленные дорогой и пиром, крепко и долго спали. В десятом часу утра их разбудил крик: «Пожар, пожар!». Губернаторский дом, довольно ветхий и деревянной постройки, был охвачен пламенем. Все бывшие в доме спаслись; но большая половина верхнего жилья сгорела со многими вещами и пожитками [48] .
Государь поспешил познакомить гостей с своим обширным хозяйством; он водил и возил их по городу, обращал внимание на все постройки, на новые и проектированные улицы, площади, каналы. Отрекомендовав столицу, Петр плавал с гостями в Кроншлодт; наконец, изъявил желание, чтоб они проводили его в Нарву, откуда он должен был ехать для военных операций в Смоленск. Царская фамилия выехала 25 июня 1708 г., монарх знакомил их с местностью (отрадного в ней было мало); хвалился новосозданными крепостцами, Копорьем да Ямбургом; в Нарве отпраздновали приезжие день ангела государя. Молебны, пушечная пальба, огненные потехи — все было как следует. На другой день государь поехал
48
Юрнал 1708 г. Достопам. повествов. о Петре I Нартова (Москвит., 1842 г., ч. VI, № 11). Журнал Петра I, изд. 1770 г., ч. I, с. 150, 151, 154.
Прасковье с дочерьми отведен был дом в полную ее собственность, едва ли не ее же людьми выстроенный на Петербургской стороне, недалеко от крепости, вверх по Неве, близ Петровского домика. На этом берегу жил государь; недалеко был деревянный дом князя Меншикова, с виду похожий на церковь, мазанковые дома канцлера Г. И. Головкина, вице-канцлера Остермана, барона Шафирова и других знатных лиц, русских и иноземцев [49] .
Петербург представил новоприезжим непривлекательное, но весьма любопытное и оригинальное зрелище. На обоих берегах красавицы-Невы ежедневно вырастали из болот деревянные, мазанковые, а мало-помалу и каменные домики; вытягивались амбары, госпитали; разбивались лавочки, образовывались гостиные дворики, возникала торговля. На одном из подобных дворов, на месте нынешней Троицкой площади, царица и ее дочери могли видеть самые разнохарактерные и разноязычные толпы народа. Пред окнами ее дома текла роскошная Нева, покрытая сотнями стругов из Ладоги, Новгорода и других городов, с товарами и съестными припасами.
49
«Описание С.-Петербурга в 1710–1711 г.» Спб., 1860 г., с. 15–17, 56–58, перепечатано в «Русской Старине», изд. 1882 г., том XXXVI, с. 33–60, 293–312.
Если быстро возникали домики да лавки, то частенько и исчезали они в пожарах. Так, напр., в 1710 г. Прасковья была свидетельницею сильного пожара, дотла уничтожившего соседний гостиный двор. Пожар не обошелся без грабежа, вследствие чего пепелище скоро украсилось четырьмя виселицами. На них, по жребию, из 12 человек осужденных вздернули четверых.
Невеселое и недешевое житье было в Петербурге, особливо первые годы по переселении. Город и его жалкие окрестности были опустошаемы пожарами, моровою язвою, наконец, голодом, так как за неустройством путей сообщения подвоз провианта был крайне затруднителен и цены на все стояли непомерные. Волки забегали в дома, скот падал, люди, опухшие от голода и холода, мерли до такой степени, что в городских домах да в избах окрестных деревень оставалось в живых не более двух-трех душ.
Прасковье не легко было содержать большую дворню трудно подвозимыми припасами; пожары да наводнения пугали ее немало, и нет сомнения, воспоминание о дорогом Измайлове не раз отравляло для нее петербургские удовольствия. Тем не менее должно было покоряться необходимости: царица находилась в прямой зависимости от государя; ей дорога была его милость — и тем дороже, что надо было пристраивать подраставших дочерей.
Судьбу своих царевен Прасковья благоразумно предоставила Петру, а тот распоряжался племянницами сообразно с планами своей политики. Желания и нежелания царевен не могли входить в расчет ни матушки, ни дядюшки: первая взросла в сознании необходимости невольного брака, а последний хотя и освободил царевен от теремного заточенья, но настолько, чтоб они не выходили из-под его власти и предоставляли ему распоряжаться их жизнью.
III. Царевна и герцогиня Анна Ивановна
…Государыня моя тетушка…
содержи в своей неотменай милости: ей, ей, у меня краме тебя, свет мой, нет никакой надежды!., (матушка моя, царица Прасковья) гневна на меня; и мне, свет мой, печална, што нас мутят… и ни чем не могу радоваца; толка радуюсь, матушка моя, твоею милостью к себе… Попроси, свет мой, миласти у дарагова Государя нашева, батюшка дядюшка, оба мне, штоб показал мкласть; мое супружественнае дела ко окончанию привесть, дабы я болше в сокрушении и тер пени от моих зладеев ссораю к матушке не была… неснозна, как нами ругаютца! Если бы я таперь была при матушки, чаю бы чуть была жива от их смутак…
…Ей, ей, матушка, моя дарагая тетушка, краме Бога и дядюшки, и тебя, свет мой, не имею на свете радости в моих печалех…
Анна к царице Екатерине. 4 июля 1719 г. и 26 февр. 1720 г.
Первый жених сыскался для царевны Анны Ивановны в лице молодого герцога Курляндского Фридриха-Вильгельма, племянника короля Прусского.
Об этом браке говорено было еще в октябре 1709 г. на свидании Петра с королем Прусским в Мариенвердере. Дело было тут же улажено, оставалось герцогу посвататься. Дорожа могучим соседом, герцог не заставил себя долго ждать, и в июле 1710 г. его уполномоченные заключили супружеский договор. После ратификации договора герцог получил приглашение приехать в столицу, куда и прибыл в сопровождении фельдмаршала
50
Переговоры о браке шли с 1709 г. Герцог писал Петру письма, благодарил царя за его милости и умолял вывести русские войска из Курляндии. «Ваше Величество, — писал герцог, — возъимели над мною милость меня сыном своим восприяти; того ради ублажаюся вашею отеческою милостивою опекою о благосостоянии моем, во всем, а особливо в том, что благо думное любочестие возъимеете очищением скоро последующим моих пределов и прав, которые по неповоротному моему убытку от короны Свейския, по сие число удержано было меня впоследи обрадовати…»
Между женихом и невестой также шел обмен писем. Царевна Анна писала герцогу: «Из любезнейшего письма вашего высочества, отправленнаго 11-го июля (н. ст.) я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть, по воле Всевышняго и их царских величеств, моих милостивейших родственников, браке нашем. При сем не могу не удостоверить ваше высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. С своей стороны уверяю ваше высочество совершенно в тех чувствах, что при первом сердечно желаемом, с Божьею помощью счастливом личном свидании предоставляю себе повторить лично, оставаясь между тем, светлейший герцог, вашего высочества покорнейшею услужницею»(Выписки из дел Госуд. Архива при Министерстве Иностранных дел. — Busching's Magasin, т. IV.)
В таком же тоне и, разумеется, на немецком языке писано герцогу от имени царицы Прасковьи и князя Меншикова.
10 июля 1710 г. был заключен брачный договор, по которому сверх одежды, данной в приданое, клейнод и пр., царевне назначено 200 000 р. деньгами. Из этой суммы 160 000 шли герцогу заимообразно на выкуп заложенных его имений, которые служили герцогине вместо заклада. Она и ее служители могли свободно справлять богослужение, и для того «будет одна церковь по греческому украшению устроена». Дети мужеского пола должны были воспитываться в «евангелической лютеранской вере», а дочери — в греческой. Если бы герцог умер без наследников, то вдова имела получить достойное вдовское жилище и замок и по 40 000 р. на год на пропитание.
Государь принял его с необыкновенным радушием; царевна Анна, по убеждению матери, написала к нему любезное письмецо на немецком языке, чем заявляла успехи своего обученья у Остермана-старшего; наконец, Прасковья Федоровна угостила на славу дорогого гостя. Жених довольно близко сошелся с членами царского семейства; вместе с ними принимал он участие во всех пирах, церемониях и празднествах. В сентябре в честь герцога произведены были всем флотом маневры. Государь развлекал Фридриха то фейерверками, то пальбой, то катаньем в обществе дам, то гулянками в среде дорогих собутыльников. Между ними герцог явил несомненный талант — пил до невозможности; чуть не заливался он русским пенником, а 10 декабря 1710 г. едва не погиб, но не от пенника, а от невской воды: в ночь, при сильном морском ветре, поднялась страшная буря; вода выступила из берегов и между прочими строениями едва не унесла тот дом, где мирно почивал жених из Курляндии [51] .
51
О наводнении см. Юрнал 1710 г.
Мы не имеем вполне достоверных данных, по которым могли бы объяснить, почему выбор герцога упал не на пухлую, бойкую, румяную царевну Катерину, а на смуглую, угрюмую и рябоватую Анну. Позволяем себе только догадываться, на основании некоторых фактов, что со стороны герцога выбор не был произволен. В герцоге не было ничего такого, что могло бы вызвать большую симпатию Прасковьи. Царевна Катерина была любимицей матери, снискала особенное расположение дяди, — и вот царица и царь решились обождать для нее нового и, может быть, более удачного жениха.
Впрочем, и настоящая свадьба послужила достаточным предлогом для нескончаемого ряда празднеств: и денных и ночных, и на земле и на воде. По свидетельству современника, «невероятное» число пороха растрачено было при этом, так как каждый тост, — а им не было числа, — сопровождался 11 пушечными выстрелами.
Свадьба назначена была 31 октября 1710 г. За несколько дней о ней оповестили с большими церемониями. В день свадьбы, в девять часов утра, сам государь в качестве обер-маршала, в сопровождении знатнейших кавалеров, на шлюпках отправился к Прасковье. Впереди гремел хор немецких музыкантов; на средней барже красовался царь — в алом кафтане, с собольими отворотами, серебряной шпагой на серебряной портупее и орденом св. Андрея на голубой ленте. На голове вместо шляпы был напудренный парик, а в руке большой маршальский жезл, у которого на пестрых лентах висела кисть, украшенная золотом и серебром.
А между тем в доме царицы все уже было готово: невесту окружали мать, сестры, царевны-тетки и знатнейшие русские дамы, все в нарядных немецких платьях.
По прибытии государя, после обычных церемоний, присутствовавшие особой процессией отправились к шлюпкам, где и разместились по церемониалу. Здесь дамы оставались, пока расторопный обер-маршал не привел к шлюпкам жениха и его свиту. Все уселись. Музыка гремела по-прежнему, и флотилия из 50 разукрашенных судов поплыла вниз по реке к палатам князя Меншикова.