Царица Синдов

Орланд Лилия

На деле же все жители Городища уже давно обращались с заказами к нему. И именно его за глаза называли кузнецом, а не Ханакеса, иногда целыми днями не встававшего с ложа.

– Не дури, – отмахнулся Машло от прилипчивого слепня.

– Поправь мой акинак, – Тиргатао протянула другу сумку, сквозь рваную дыру в которой проглядывал острый кончик меча, – он мне скоро пригодится.

– Ты чего удумала, ненормальная?

– Ничего, – девушка опустила глаза, слишком хорошо её знал этот меченый кузнец. – Так сделаешь?

– Сделаю, – вздохнул Машло, он с самого детства не мог ни в чём ей отказать, даже когда задуманная

ею проделка грозила ему наказанием. Ему, потому что Машло всегда брал вину на себя и выгораживал свою единственную на этом свете близкую душу. – Приходи завтра к закату.

– Спасибо, ты настоящий друг, – Тиргатао быстро поцеловала его в покрытую красной отметиной щёку (она давно уже перестала чураться его метки, много лет назад исследовав всю её поверхность и даже попытавшись срезать отцовским кинжалом, за что была порота единственный раз в жизни отцовским же ремнём) и зашагала по пыльной улице обратно к дому.

Где находился чужак, заполнивший собой её мысли.

Глава 6. Гекатей.

Безбрежное зелёное степное море колыхалось под порывами горячего ветра, напоминая о другом море, бушующем и солёном, на берегу которого он вырос.

Гекатей ехал во главе отряда из двух десятков варварских воинов. Он и сам выглядел как варвар, одетый в кожаный наряд савроматского охотника. Он улыбнулся, вспомнив, с какой ненавистью взглянула прелестная дочь вождя на такую же, но меньшего размера одежду, прежде чем удалиться для переодевания несколько дней назад, там, на краю безбрежной степи, у плавных вод Антикинеса.

Синды, обитавшие на берегу Понта Эвксинского [4] , в непосредственной близости от эллинских колонистов и боспорских правителей [5] , смотрели на остальных меотов свысока и называли их варварами. Во многом потому, что те отказывались принимать греческую культуру и пантеон богов, оставаясь самобытными, верными своим старым традициям. Остальные меоты, кто-то с презрением, кто-то с завистью, называли синдов отщепенцами, забывшими Богиню-мать и продавшимися греческим жрецам. Это был давний спор и давнее противостояние, болезненное, иногда кровопролитное, но не имевшее особого смысла.

4

Понт Эвксинский – море гостеприимное, так древние греки называли Чёрное море.

5

Боспор киммерийский, так древние греки называли Керченский пролив, на берегу которого, между керченским и таманским полуостровами, образовалось Боспорское царство, достигавшее и берегов Меотиды (Азовское море). Столица – город Пантикапей (современная Керчь на крымском полуострове).

Гекатей уже представлял смешки жителей Синдской Гавани, когда они заметят своего архонта [6] во главе отряда варваров-савроматов, к тому же и одетого как они.

Но не насмешек боялся царь синдов, а своего бывшего друга и первого советника, у которого была почти седмица, чтобы добиться государственного переворота, или просто признать архонта мёртвым и назначить себя новым правителем.

Эта неизвестность томила Гекатея. Его должны были искать до тех самых пор, пока не обнаружат его тело, либо другие доказательства смерти.

6

Архонт – правитель древнегреческого полиса (города-государства).

Что если и это предусмотрел хитромудрый Хилэш? Что если уже оплакали своего правителя чёрные плакальщицы? Если изготовили золотых дел кузнецы новую гривну для архонта? Что тогда делать вернувшемуся из царства мёртвых?

Нет.

Гекатей встряхнулся, отгоняя от себя тяжёлые мысли. Об этом он подумает завтра, когда подойдёт их варварский отряд к белоснежным стенам Синдской Гавани.

Едва забрезжил рассвет, Тиргатао открыла глаза. Прислушалась к царившей в доме тишине и поняла, что проснулась как раз вовремя, чтобы тихонько выскользнуть из дома, оставшись при этом незамеченной Псатией, встававшей всегда ни свет ни заря.

Девушка бесшумно оделась, подхватила чересседельные сумки, тайком собранные с вечера, кожаный пояс с акинаком, складной лук и колчан со стрелами.

Ох, и натерпелась вчера Тиргатао, когда забирала острозаточенный меч у кузнеца. Хмурый Машло встретил её у порога и сообщил, что сразу после её визита приходил вождь и заказал ему заточку двух десятков акинаков. Теперь Машло хочет знать, что задумала Тиргатао, и, если она не расскажет, нажалуется её отцу, чтобы тот запер её дома и не позволил наделать глупостей.

Пришлось девушке быстро сочинить историю о том, как рубила она мечом толстые ветви для волокуши, чтобы перетащить раненого к лекарке. Машло вроде бы поверил и отдал ей оружие. Но сердце девушки всё равно трепетало от страха. Кузнец относился к ней как старший брат, хоть и был на одно лето младше, но его здравомыслия хватило бы для двоих.

Кажется, поверил Машло, не растрепал отцу про акинак. Тот бы её быстро раскусил.

Но тишина спящего дома успокоила напряжённые нервы, почивали ещё и отец, и Псатия. Их гость уехал совсем недавно. Тиргатао слышала приглушённые голоса собиравшегося в дорогу и провожающих его.

Арра сидела возле выхода, закрытого лишь плотной занавесью, зевала и потягивалась, предвкушая раннюю прогулку. Хорошо, что дерево в степи редкость, и в доме лишь одна деревянная дверь – входная. А плотная ткань занавесей не заскрипит, пробуждая спящих.

На цыпочках преодолев расстояние до выхода, Тиргатао остановилась и прислушалась. Даже Арра, проникнувшись важностью момента старалась не цокать когтями по глиняному полу. Возле самой двери собака внезапно остановилась и подала девушке сигнал не двигаться.

Тиргатао замерла.

По «словам» Арры на крыльце за дверью лежал Багос и крепко спал, подложив руку под голову.

«Всё-таки выдал Машло», – мелькнула первая мысль. «Ну смотри, кузнец, я тебе устрою!» – следом за ней пришла вторая.

Нужно было немедленно решать, что делать.

Псатия вот-вот проснётся, заметит Тиргатао, и тогда девушке уж точно не избежать отцовского гнева.

Надо всё-таки попробовать проскользнуть.

Тиргатао чуть-чуть приоткрыла дверь, стараясь действовать с максимальной осторожностью, чтобы не скрипнули так и не смазанные петли.