Царский двугривенный
Шрифт:
— Выворачивай петли! Коська, подкинь ему метлу!
— И замки ломать будешь? — еще веселей изумился Самсон. — И мильтона не боишься?
— А вот увидишь!
— Во, гляди, — сказал Самсон старичку назидательно, — какое оно нынче, царствие небесное. Вот он, пионер, берите, взрослые, пример… Ну, хватит! — рыкнул он на весь двор. — Поигрался — и давай отсюдова!.. А то я тебя…
— Не подходи, курва, убью! — взвизгнул Таракан. От ярости у него сводило губы.
Самсон остановился, озадаченный. Такие гости
— Красных в казармах кто резал? — приговаривал Таракан, дергаясь, как петрушка на ниточке. — Большевиков с пятого этажа кто скидал? Думаешь, не узнаем? Все знаем, сука кривая… А ну, подойди только…
Голубка вырвалась из рук ошалевшего старичка и взлетела на крышу.
— Давай быстрей! — командовал Таракан. — Где Коська?
— Его не видать! — крикнул Митя.
— Огурец, подай Митьке метлу, — командовал Таракан. — Куда, курва! — закричал он, заметив, что Самсон потихоньку пятится к поленнице.
Таракан взмахнул палкой и стал прокрадываться в сторону слепого глаза. На солнце блеснуло «перышко».
— Берегись! — закричал старичок. — У него финка.
Самсон как будто отступал. Если его удастся загнать в дом, будет совсем прекрасно: в придачу к Зорьке можно прихватить с десяток турманов. Таракан крался в обход, чтобы отрезать хозяина от поленницы, а Самсон пятился и поворачивался, не выпуская его из поля зрения.
К поленнице Самсон не пошел. Он обогнул крыльцо, миновал кадушку, и, только когда без опаски засеменил к сараю, все стало ясно.
За сараем лежал комплект городошных палок и рюх. Палки были добротные, тяжеленные, из тех, которым городошники дают ласкательные имена и названия: «ковер-самолет» или «анюта».
Таракан остановился озираясь. Золоченые глаза его мерцали. Он обожал опасность… Ни камня, ни другого подручного снаряда не было. Скупой Самсон торговал не только птицей, но и голубиным фосфором и собственноручно подметал каждый день двор.
— Кто бы мне калиточку отворил, — боязливо припевал старичок. — Совсем слаб, силы нет заслон двинуть…
Самсон с удовольствием вывесил дубину под названием «самолет» и прицелился, будто не Таракан, а какая-нибудь «пушка» или «купчиха в окне» стояла посреди двора. И в эту минуту раздался ликующий крик Славика.
Замок подался.
— Дверь! — закричал Таракан.
Предупреждение опоздало. Митя и Славик понадеялись друг на друга. Дверь осталась открытой настежь. В голубятне поднялся содом. Птицы метались, бились о ребят, лупили их сильными крыльями. Не только поймать, но и разглядеть Зорьку в бушующем голубином пламени было немыслимо. Славик ослеп от пуха. И в ноздрях у него был пух и во рту. Когда он протер глаза, домик был пуст, а Самсон, задрав в небеса курчавую бороду, делал по двору бессмысленные круги.
Сначала он пытался приманить голубей голосом, потом, причитая, бросился к
Голуби дружной стайкой метнулись на закат, и стена соседнего дома заслонила их. Самсон кинул ведро, полез на крышу.
Немного не долетев до собора, стая внезапно повернула обратно и устремилась к цирку.
— Так и есть. На мещеряка пошли… — проговорил Самсон обреченно.
Гошка-мещеряк считался в городе самым хитрым голубарем после Самсона.
— Упустили? — спросил, появившись словно из-под земли, Коська.
Ребята молчали.
— Это же надо! — продолжал Коська, искательно поглядывая на Таракана. — Дома упустили, у Самсона упустили. Называется голубятники.
Ребята были настолько обескуражены, что забыли поинтересоваться, где он пропадал. А Коська самые острые минуты конфликта пересидел в дальнем углу двора за ящиком, в котором гасили известь. Так никто и не узнал ничего. Только Славик удивился, что штанина у Коськи белая.
На крыше под ноги Самсону попалась черная монашка. Она никуда не хотела лететь. Она хотела в гнездышко.
— Ты еще тут! — он пнул ее ногой. — Где они?! Где?! — завопил он, потеряв голубей из виду. — А ну, давай сюда, ты, атаман! Давай сюда, тебе говорят!
Таракан забрался на крышу. Голуби шли высоко, растянувшись черной ниточкой.
— Вон сколько рублей улетело, — сказал Самсон. — На Форштадт идут?
— На Форштадт.
— Ну, все. Сейчас их Гошка возьмет, — произнес убито Самсон и сел на железо.
— Самсонушко! — звал старичок снизу. — Будь такой добрый… Выпусти меня, христа ради.
— Ну чего? — Самсон уставился на Таракана, стараясь на лице его вычитать, что случилось. — Поднял Гошка своих? Гляди туда… Гляди лучше…
— Вроде нет.
— Гляди шибче. Туда гляди…
— Чего я, не знаю, что ли? Туда и гляжу… Что ты за голубятник, что от тебя голуби бегут.
— Никуда они не бегут… Их Дипломат увел… Я его от Гошки сманил. С руки кормил сукинова сына… А он — вишь, к старому хозяину… Сам ушел, табунок увел. Вот это порода!.. На ногах вторые крылья! Нынче такого товара нету!.. — Он вздрогнул, словно его разбудили. — Не поднял?
— Нет. Дальше пошли. Круги водят.
— Врешь?
— Гад буду.
— Э-ге-ге! — Крыша загремела. Самсон вскочил и проплясал что-то вроде цыганочки Он вспотел и дышал тяжело. Руки его тряслись. — Чего, Гошка, выкусил? Меньше в пивнухе заседай. Дюжина пива, соленые сухарики! Посмеюся я завтра вокруг него. Мне бы второй глаз — не осталось бы в городе голубей. Всех бы заманил… — Он опять спохватился и спросил недоверчиво: — Верно говоришь, не поднял?
— Верно. Ушли твои. Вовсе не видать.