Царское золото
Шрифт:
«Золото в Казань прибывало в вагонах по железной дороге, упакованное в ящиках с пломбами и нумерацией, вес каждого ящика приблизительно около трех пудов, — сообщил в показаниях от 15 декабря 1929 года старший кассир казанской конторы Госбанка Гали Ахмадуллин. — Выгрузка и перевозка золота с вокзала до помещения банка происходили следующим порядком: по распоряжению администрации, для приемки вагонов ящиков командировались старшие сотрудники, которые от сопровождавших лиц принимали счетом количество ящиков, а приемщики выгружали на автомобили, где тоже были уполномоченные сотрудники
Перевозка золота происходила по определенному маршруту— от вокзала по Посадской улице через Большую и Малую Проломную улицы. На всех этих улицах был поставлен усиленный военный караул, и частное движение по этим улицам было воспрещено. Здание и двор (отделения. — В.К.) Госбанка был оцеплен караулом, так что частному лицу доступа не было. Для выгрузки из вагонов и переноски ящиков в кладовые каждый раз назначались роты воинских частей.
Роль сотрудников банка в этой операции сводилась к тому — по распоряжению администрации банка часть старших сотрудников была командирована на вокзал для приема количества ящиков из вагонов; часть сотрудников курсировала на автомобилях, принимая ящики из вагонов и сдавая их приемщикам в кладовую. Сопровождение автомобилей все время было под вооруженной охраной.
Часть других сотрудников была расставлена в местах около прохода в кладовые для наблюдения и подсчета выгружаемых ящиков. По окончании полной приемки составлялись акты, и золото приходовалось по книгам банка».
В этих показаниях особо обращает на себя маршрут передвижения по городу «золотых конвоев». Солдаты оцепляли улицу Посадскую, в собственном доме Кузнецова по которой жил член правоэсеровской организации, входившей в городе в состав савинковского подполья.
В этом же доме зимой 1917–1918 года располагался штаб «божьих воинов» — военизированного формирования мусульманской секты Сардара Ваисова. Религиозный фанатик был союзником большевиков и получил от них 7 тыс. винтовок и деньги на организацию «зеленой гвардии» своих воинов. Коммунисты хотели столкнуть фанатиков с татарами — сторонниками Учредительного собрания, которые объединились во «Всероссийкое Великое Шуро» и планировали 1 марта объявить в Казани свою автономию от большевиков Москвы — «Волжско-Уральский штат». В ночь на 28 февраля лидеры Шуро были арестованы чекистами, в ответ днем сторонники Шуро убили Ваисова и разгромили его штаб.
Когда 2 июня 1918 года Валентина Никитина пришла на эту явочную квартиру, то увидела перед собой донельзя запуганного хозяина, пережившего погром разъяренной толпы и еженедельно наблюдавшего по ночам цепи вооруженных солдат у себя под окнами.
Затравленный хозяин явки вел себя неадекватно — сообщил гостье, что его последние дни донимают странные визитеры, требуют места для ночлега, встречи с каким-то «Виктором Ивановичем» (Калининым. — ДА".). Да в довершение к этому только что принесли телеграмму из Москвы о каком-то «подмоченном товаре».
Никитина сразу поняла, что отправитель текста предупреждает о провале в Москве и обнаружении сотрудниками ВЧК конспиративных квартир организации в Казани.
Казанское подполье
имело свои планы на царское золото
К своим товарищам по «Союзу…» — правым эсерам, во главе с капитаном
Зная это, ревизор Центра поручик Герцен («Ольгин») все же для получения полной ясности картины не мог не задать вопрос начальнику боевой дружины казанских эсеров Иосифу Спрингловичу о причинах внутреннего разлада между офицерами и эсерами филиала. На что начальник местных боевиков ответил, что он в курсе разногласий эсеров с офицерами-монархистами и знает причину этого: после Февральской революции капитан Калинин был назначен в губернии комиссаром от Временного правительства, исполняя распоряжения которого, эсер «много им (офицерам- монархистам. — В.К.) насолил, его имя здесь одиозно».
Социалисты-республиканцы платили монархистам — товарищам по подполью — тем же, сея раздор и подозрительность среди участников организации. «Ольгин» сообщал в начале июня в центр: «Приехали командиры полков, случайно они попали ко мне. Тут я точно узнал, что Розанов из одной и той же организации, и услыхал, что ему обо мне говорят как о лице, не заслуживающем доверия, то же, что мне о нем. Ия встал в тупик».
Вспомним, что имя прапорщика 1-го железнодорожного полка Леонида Розенфельда-Розанова всплыло во время допроса руководителя московского филиала «Союза…». 41 — летний председатель ВЧК Феликс Дзержинский записал со слов подозреваемого адрес явки в Казани: «Поперечная 2-й Горы, 12, кв. 3. Константин Петрович Винокуров, через него— Иосифа Александровича, через него Леонида Ивановича Резенева, которому передать письмо и значок».В фамилии «Резенев» Дзержинский над всеми буквами «е» поставил сверху букву «о» — «Резонов».
Значок, который следовало передать — пароль: картонный треугольник, вырезанный из визитной карточки. С нею неизвестный член организации приходил к другому савинковцу, у которого хранилась вторая часть визитной карточки.
От внутренних склок, усиленных требованиями конспирации, у ревизора Центра «Ольгина» голова шла кругом. Еще в апреле, отправляя поручика в Казань, его лично проинструктировал глава организации Савинков. Легендарный террорист приказал Герцену в интересах «Союза…» беспрекословно подчиняться Калинину и Спрингловичу.
Однако «Ольгин» критически отнесся к приказу Савинкова, после того как стал невольным свидетелем разговора казанцев между собой — во время инспекционной поездки на станции Алатырь. 2 или 3 июня ревизор не выдержал и все же написал об этой поездке подробное письмо в Центр.
И вот о чем он сообщил. Вояж пришелся на Страстную неделю (29 апреля — 4 мая 1918 года), накануне праздника православной Пасхи. В Алатыре Калинину Спринглович «…передал, что из Москвы везут 23 млн., и у Виктора Ивановича немедленно созрел план о взятии их. Я и еще один были немедленно отправлены обратно, для разведки, причем мне было сказано: ни ползвука в Москве, особенно в организации, иначе у нас вырвут кусок из-под носа. Лишь в крайнем случае обращайтесь туда. Конечно, мы с ними поделимся и т. д. В первый раз я услыхал, что кто-то будет “вырывать у кого-то” и не давать…»