Царственный паяц

Северянин Игорь Васильевич

Библиотеки в Двинске? Если получили, передайте их, пожалуйста, Пиль- скому или же

присоедините к гонорару, в случае захотите меня выручить, напечатав стихи.

Раньше чем через год новых стихов я Вам не пришлю, так что Вы ничем не

рискуете!.. Нет, кроме шуток, дела очень скверны.

Привет Вам и Коллегии.

Ваш Игорь

7

3 сентября 1934 г.

ТоПа, 3.1Х.1934 г.

Многоуважаемый Михаил

Семенович, вернувшись летом с Балкан, где мы пробыли

пятнадцать с половиной месяцев, снова засели на неопределенное пока время на берегу

Фин-

ского залива. Из Бухареста ехали домой без остановок в Варшаве и в Риге, почему и

не заглянули в редакцию. Был бы рад получать опять газету, высылка которой

прекратилась к октябрю прошлого года. Если это Вас не затруднит, пожалуйста,

сделайте по конторе распоряжение. Издательство «Золотой петушок» в Бухаресте

поручило мне представительство на журнал в Прибалтике, и я должен получить из

Двинска от Формакова небольшую сумму за проданные в Риге и Двинске экземпляры.

Однако пересылка денег из Латвии, как сообщает Формаков, затруднительна, и поэтому

не разрешите ли ему написать, чтобы он перевел деньги на «Сегодня», а я, м<ожет>

б<ыть>, мог бы получить их через Шульца от «Вестей дня»? Буду Вам крайне обязан.

Фелисса Мих<айловна> и я шлем искренний привет Вам, Нильскому, Брамсу и всей

редакционной коллегии. Поездкою своею мы очень довольны, в одном Кишиневе

прожили 6 месяцев, где я дал пять вечеров.

Жму Вашу руку.

Всегда Ваш

Игорь.-

25 февраля 1931 г.

Париж, 25.11.1931

Светлая София Ивановна!

Только вчера мне удалось получить Ваше письмо. Я искренне рад, что Вы спаслись,

что Вы живы. Я часто за эти годы вспоминал Вас, мне очень хотелось Вас найти.

Теперь я еду домой, к себе в Эстонию, где живу в приморской глуши, между

Везенбергом и Нарвой, с янв<аря> 1918 г<ода>, лишь изредка выезжая в Финляндию,

Германию, Польшу и др<угие> края.

Я живу в прелестной местности на берегу залива и впадающей в него горной

форелевой речки, в сосновом лесу, изобилующем озерами.

9 килом<етров> до ближайшей станции, 45 до Нарвы, 43 до Гунгер- бурга, 220 до

Ревеля.

Впрочем, я напишу Вам, вернувшись домой, обо всем подробно. Надеюсь, и Вы

155

расскажете мне побольше о себе, обо всех этих годах ужаса.

К сожалению, я не еду сейчас в Брюссель: идет пятый месяц, как я путешествую,

наступает весна, — меня влечет природа моего севера. Но осенью я поеду в Болгарию

и

вновь в Югославию и тогда обязательно дам вечер в Брюсселе, чтобы повидаться с

Вами.

Еще прошлым летом я писал о Вас стихи. Целую Ваши ручки, Господь с Вами.

Ярко рад был узнать, что Вы живы!

Душевно к Вам окрыленный

Игорь

Toila, 12.VI. 1931

Светлая София Ивановна! Сажусь писать Вам, предварительно распахнув окно в

сад, напоенный цветущей сиренью. У Вас давно уже отцвела, у нас в полном расцвете.

Вот вишни и яблони уже отцветают, как и рябина. В лесах позванивают бубенчики

ландышей, на скалах шелковеют японские анемоны, так что Фелисса Мих<айловна>

положительно не знает, что раньше собрать. Весь дом наш утопает в цветах. Все

канавки полны незабудок и золотой купальницы. На клумбах готовятся к расцвету

душистый горошек, левкои, резеда, цветут «Иван да Марья». Весна кончается. Сорок

четвертая в моей жизни, двадцать девятая в жизни моей жены. В природе настает лето,

в моей жизни — осень, поздняя осень, предзимье. Не знаю, как-то плохо все это

чувствуется. Разве - иногда, минутами. А так бодрости и оживления хоть отбавляй!

Молода душа, живуча, несмотря ни на какие невзгоды. И часто такое «выкидываешь»,

что потом сам изумляешься: уж очень это несовместимо с амплуа «монаха зеленого

монастыря»... Правда, это случается редко и, чем дальше, тем все реже, но все же и

теперь, два- три раза в год, на меня что-то находит. Тогда я бегу куда-нибудь в леса, на

озера или в Гунгербург (ближайший курорт). После «встряски» делаюсь еще спокойнее

и мудрее, и примитив жизни становится еще дороже, еще ценнее и прекраснее. Да,

человеку необходимы контрасты, и с этим ничего не поделаешь. Но Ф<елисса>

М<ихайловна> — враг всяких «срывов» и весьма болезненно на них реагирует. Чтобы

ее не огорчать (я очень дорожу ее спокойствием), я все реже и реже «уединяюсь». Дома

мы ведем очень нормальный образ жизни, а вино, например, даже и на стол никогда не

подается: Ф<елисса> Мсихайлов- на> его не признает абсолютно. Исключенья не

делаются даже и для пьющих гостей: «в чужой монастырь» и т<ак> д<алее>. Я

совершенно согласен с нею в этом отношении и признателен за ее заботы о моем

здоровье, т. к. частое питье мне чрезвычайно вредно. Как, впрочем, и большинству

людей. Но ведь это же аксиома. Но все-таки иногда я «схожу с ума»!.. Я человек

большой веротерпимости, и меня нисколько не удивили Ваши «городские» вкусы. И я