Царственный паяц
Шрифт:
Вот Вы равнодушны к природе, но все же, вероятно, грустите иногда о своем именьи?
В какой губернии было оно, в каком уезде? Была ли река, парк? Напишите мне, дорогая
157
София Ивановна. Кто из родных и родственников остался у Вас в России? Из какой
национальности Ал<ександр> Гр<игорьевич>? Жизнь человеческая часто интереснее
самой увлекательной книги, тем более жизнь человека, который тебя интересует.
Иногда по маленьким штрихам
значительное.
Вскоре я жду к себе из Праги своего давнишнего приятеля - эст<он- ского> видного
поэта и магистра философии Вильмара Адамса, и тогда мы с ним предпримем прогулку
в Пюхтицкий монастырь, расположенный в озерном лесу, в 35 верстах от нас. Адамс
пробудет, как пишет, у нас около месяца. Это очень талантливый и милый человек,
идеально знающий русский язык и русскую литературу, хотя его специальность —
скандинавская. Одни гости на днях уже уехали от нас, вскоре приедет жена другого
эс<тонского> поэта — самого модного — из
Юрьева. Но она в последнем градусе чахотки, эта обреченная, чуткая, изумительно
красивая женщина. «Я приеду, если жизнь моя не облетит вместе с лепестками
яблони», как недавно писала она мне. Фелисса Мих<айловна> шлет Вам искренний
привет. Нежно целую ручки Ваши, ярко вижу Харьков.
Игорь
3
17 сентября 1931 г.
Тойа, 17.IX.1931 г.
Светлая София Ивановна!
Пишу Вам в день Вашего Ангела - приветствую Вас! Ваше письмо я получил на
днях. Благодарю за хлопоты и советы. Пока не получил письма из Парижа и Берлина,
подожду писать в «Баян». Относительно Югославии имею уже два предложения: из
Белграда и Любляны (по два вечера). Если Париж отпадает, поедем на Варшаву —
Вену — Любляну, и значит, в эту осень с вами не удастся повидаться, что для меня
крайне досадно. Ваши карточки я своевременно получил, — неужели же я забыл
поблагодарить Вас тогда же? Простите мою рассеянность, пожалуйста. Одна из этих
фотографий живо напомнила мне Вас в харьковский период — догадайтесь, какая?.. То,
что и Вы, и А<лександр> Г<ригорьевич> лишаетесь в ближайшее время работы,
положительно страшно в наше время, но я твердо знаю, что вам обоим удастся что-
нибудь найти, - я так чувствую. Надо только верить в светлое, и оно будет непременно:
беда властна исключительно при сомнениях. Сама жизнь в наших руках: «Жизнь в
нашей власти»... «Смерть - малодушие твое»... Мы с женою хотели бы, чтобы Игорь
приехал на будущее лето к нам. Нам
посмотреть его, познать. Этот приезд не был бы ни в каком отношении лишним,
ненужным. Но только, как знать, что будет с нами и со всей Европой через год? Эта
безработица, эти крахи, эти взрывы поездов — симптомы угрозные. «Коммунизму» и
«капитализму» — этим двум понятиям, этим двум мироощущениям - никогда не
ужиться вместе. Их столкновение - ужасающе-страшное — в конце концов совершенно
неизбежно, и у меня нет ни малейшей уверенности в победе капитала. Собственно
говоря, жестоки и бессердечны обе системы, и я не приверженец ни одной из них.
Остается надеяться лишь на то обстоятельство, что коммунизм в Европе выразится в
более культурной и терпимой форме, нежели там, на востоке... Но сперва будет и в
Европе отталкивающе, это
ясно, и пережить это время не так-то просто и легко. Сколько будет невинных
жертв, недоразумений всяческих и недоумений. Я — индивидуалист, и для меня тем
отчаяннее все это. Затем я никогда не примирюсь с отрицанием религии, с ее
преследованиями и гонениями. Но, не скрою, много правды и у «коллектива». Как все
это сочетать, сгар- монировать — вот вопрос.
158
Разрушение храма Христа Спасителя производит на меня отвратительное
впечатление. Я все время жду чуда, которое потрясло бы русский народ, заставило бы
его очнуться. Но священники, в своей массе, сделали, кажется, в свое время все, от себя
зависящее, чтобы поколебать народную веру. . И вот теперь результаты. Все это так
тоскливо и безнадежно, что даже говорить подробно об этом не хочется...
Вчера от нас уехал последний гость - молодой поэт из Варшавы. Он пробыл у нас
неделю и совершенно очаровался здешней природой. Славный мальчуган, но круглая
бездарность. Как и большинство русской поэтической молодежи, впрочем. Все эти
«Числа», «Соврем<ен- ные> записки» - сплошное убожество в смысле поэзии. А какой
апломб! Какая наглость! Какая беззастенчивость! Иногда меня эти «поэты»
положительно возмущают. И как непоправимо они бездарны!.. На днях я получил из
Белграда от Палаты Академии наук целый ворох книг - все издания «Русской
библиотеки». Сюда вошли и Куприн, и Шмелев, и Бунин, и Мережковский, и Гиппиус,
и Лазаревский, и Зайцев, и др<угие>, и др<угие>. Я очень тронут этой любезностью.
Теперь мы на много недель обеспечены чтением. Только когда же читать, если уедем?