Царственный паяц
Шрифт:
идти? Что делать? А теперь вот на Праздники приехали с Ф<елиссой> М<ихайловной>
на десяток дней домой. Как хорошо здесь! Как благочестиво! Сегодня Ф<елисса>
М<ихайловна> уезжает снова в кабалу. Вам это известно. Вы сами в таком же
положении. Зарабатывает она 1/2 долл<ара> в день. У машины. В сентябре приезжала
знакомая из Кишинева. В гости. Пробыла 18 дней, из них 12 в Тойле. Ездил с ней сюда.
Весною снова
Тимо
феевна Рыкова, рожденная Адам. У них дом на Федоровой, около Мещанской.
Великанша. Красавица. Умница. Любит искусство. Поет. Рисует. И Липковская
поселилась в Кишиневе на Немецкой.
Приветствую Вас, А<лександра> Григ<орьевича> и Игоря. Целую ручки Ваши.
Напишите мне, не считайтесь письмами. Скверно мне, дорогая и милая София
Ивановна, очень плохо на душе. Невыносимо.
Ваш Игорь
19
октября 1933 г.
19/Х-1933 г.
Замок Храстовец Словения
Дорогой Семен Ильич!
Обращаюсь к Вам с большой просьбой: не откажите в любезности переписать и
прислать мне сюда теперь же, сразу, как получите эту открытку, мои два стихотворения
— одно («Нона») из «Менестреля» и другое («С утесов Эстии») из «Феи Эйоле»: они
мне крайне нужны, а книг этих я под рукой не имею, у Вас же, помню, эти книги
имеются. Буду Вам крайне признателен. Вскоре мы уезжаем отсюда (около 1.Х1). По
непредвиденным обстоятельствам задержались в замке до поздней осени. Жаловаться
на это не приходится, так как здесь очень живописно и мило. Чудно и сытно кормят, все
удобства, библиотека, граммофон, радио, церковь, почта, лавки. Ловим окуней и лещей
в речке Пес- ница перед замком. В 12-ти км от нас, в горах, над Дравой имеется еще
один замок - Вюрберг, расположенный на вершине большой горы с чудным видом на
окрестности. Бываем иногда там. Но тот замок меньше нашего: в нем 62 комнаты.
Помещается в нем теперь санатория для легочных. Напишите, выходит ли «Золотой
163
петушок» и сколько номеров вышло. Возобновилась ли «Наша речь»? Я очень
благодарен Вам за Ваши 2 письма. Простите, что не ответил тогда же, но вообще я
мало кому пишу. Летом много и продуктивно работал. Массу читаем. Все время здесь
стояла дивная осень, совсем дождей не было, и только вот теперь стало прохладно и
серо. Но у нас теплая комната. Что нового в Кишиневе? В августе к нам приезжали из
Сараево (17 часов езды) гости: муж с женою,
новую программу для осеннего сезона, поэтому и стихи прошу прислать. Сезон
начнется, с божьей помощью, с концерта в Сараево, где нас уже ожидают. Фелисса
Михайловна и я искренне Марию Георгиевну и Вас приветствуем. Всегда с Вами
Игорь
о
ф
о я
I
1
8
марта 1935 г.
8.Ш.1935
Это действительно возмутительно: ты веришь больше злым людям, чем мне,
испытанному своему другу! Моя единственная ошибка, что я приехал не один. Больше
ни в чем я не виноват. Фелиссушка, за что ты оскорбила меня сегодня? почему не дала
мне слова сказать? почему веришь лжи злых людей — повторяю? Мало ли мне, что
говорили и говорят, как меня вы все ругаете! Однако ж я стою выше всего этого и даже
не передаю ничего, чтобы не огорчать тебя! Я никому не верю, и ты не должна верить.
Что ты хочешь, я то и исполню — скажи. Она уедет сегодня, а я умоляю позволить
объясниться с тобой, и то, что ты решишь, то и будет. <...> Я очень тебя прошу, родная,
позволить поговорить последний раз обо всем лично, и тогда я поступлю по твоему
желанию. Я так глубоко страдаю. Я едва жив. Прости ты меня, Христа ради!
Я зайду еще раз.
Твой Игорь, всегда тебя любящий
Дорогая ты моя Фелиссушка!
Я в отчаянии: трудно мне без тебя. Но ты ни одному моему слову больше не
веришь, и поэтому как я могу что-либо говорить?! И в этом весь ужас, леденящий
кровь, весь безысходный трагизм моего положения. Ты скажешь: двойственность. О,
нет! Все, что угодно, только не это. Я определенно знаю, чего я хочу. Но как я
выскажусь, если, повторяю опять-таки, ты мне не веришь? Пойми тоску мою, пойми
отчая
2
14
марта 1935 г.
Четверг. 14.III.1935 г.
ние — разреши вернуться, чтобы сказать только одно слово, но такое, гто ты
вдруг все поймешь сразу, все оправдаешь и всему поверишь: в страдании сверхмерном я
это слово обрел. Я очень осторожен сейчас в выборе слов, зная твою щепетильность,
твое целомудрие несравненное в этом вопросе. И потому мне трудно тебе, родная,