Царство

CTEPX

И вот снова путь привёл его в храм Бога-Императора на борту "Амбиции".

Жерар жаждал встречи с тем, кто величал себя Олицетворением Его. И Жерар бы пожелал самозванцу смерти, если бы не знал, что тот – капеллан космического десанта и более чем заслуживает громкое имя.

В притворе Жерар остановился, опёрся на костыли так, чтобы освободить руки, и сотворил знамение аквилы перед статуей Ангела Смерти. Дальше Жерар похромал уже к Ангелу Смерти не из камня, а из плоти и крови.

Даже с

костылями ходьба не приносила Жерару ничего, кроме боли, но он, обливаясь холодным потом, неумолимо двигался к цели так, как делал это всю свою недолгую жизнь.

Трон для космического десантника установили в дальнем конце храма, у алтаря, неподалёку от композиции "Победившие смерть", и чем ближе Жерар подбирался, тем больше верил в то, что не зря мучился.

Капеллан в чёрной сутане и маске Посмертного Лика Бога-Императора сидел на троне неподвижно, уставившись в одну далёкую точку на горизонте. На грудь свешивалась цепочка с простой деревянной аквилой, а на коленях лежал обнажённый меч. Капеллан постарался выглядеть в точности так, как описывают в писаниях Императора, и у него это неплохо получалось. Чтобы пасть ниц, выстроилась очередь из нескольких десятков верующих.

Жерар бы простоял столько, сколько потребовалось бы, но сначала его встретил шёпот – "святой… Святой!" – а потом люди просто разошлись в стороны.

Жерар опустился на колени за десять шагов до Господина. Даже самые простые вещи теперь давались с большим трудом, и оставалось только проклинать собственную слабость, что не побивать более чужаков и еретиков. Жерар оставил костыли, дополз до стоп Господина и прошептал, не поднимая головы:

– Помилуй меня, Боже, и по великой милости Своей очисти от греха душу.

– В каком грехе повинен ты?

Глубокий и грохочущий, словно водопад, этот голос заставил Жерара трепетать. Именно его Жерар и слышал в час уединения с иконами или же на поле боя, когда могло показаться, что надежды нет.

– Гневаюсь я. Говорю людям дурные вещи. То, чего они не заслуживают. Прости, Господи!

Жерар не видел, но я наблюдал со стороны. Со стороны могло показаться, что капеллан с троном – единое целое, дополнение к композиции "Победившие смерть". Капеллан Ор’ноко как будто бы и не дышал вовсе, так как и Богу-Императору уже не требовалось дыхание.

Первый и одинаковый для всех вопрос раздавался так, что кающиеся слышали его повсюду, громко и чётко, но дальше Ор’ноко предпочитал шептать, как и тот, кто пришёл к нему на исповедь. Таинство было сохранено.

То, как я узнал содержание разговора, – секрет. Возможно, я вообще всё это придумал.

– Даже изувеченный, ты сильнее многих людей, Жерар, – проговорил капеллан. – Помни! Ты должен вселять в них уверенность в выбранном пути. Уверенность, а не трусливую злобу.

– Вы знаете меня?!

– Я знаю

всех верных слуг Его.

Жерар приподнялся на руках, бросил быстрый взгляд на громаду и произнёс:

– Ещё я гневаюсь на себя. Смогу ли я перебороть увечье? Будет ли конец всему этому?

– Отныне увечье и есть твоё испытание. Ты будешь страдать, ты будешь бороться беспрестанно, чтобы паства твоя видела, на что способен человек, который верит в Бога-Императора. До последней капли крови. До последнего вздоха.

– Моя паства… – проговорил Жерар, помолчал немного, а потом продолжил: – Мне кажется, я теряю этих людей. Война забирает слишком многих. Сомнения селятся в душах тех, кто остался. И как будто этого мало… в культе зреет семя ереси!

– Ереси?

– Да! Я считал его добрым братом… но он всё глубже погружается во тьму! И я не знаю, что с этим делать!

– Если ты имеешь в виду Котара Ва’кенна…

– Да! – воскликнул Жерар. – Вы знаете!

– …то все псайкеры отмечены скверной и добровольно принимают на себе грех, – как ни в чём не бывало продолжал капеллан. – Они знают, что их ждёт, и примут смерть от меча, когда придёт время.

– Он сдался, – Жерар ударил кулаком по каменной плите, – сдался, сдался! Он уже не служит Господину, и никто не служит из этого проклятого шабаша! Они смеются над нами! Попирают веру…

– Остановись. – Тон капеллана ничуть не изменился. – Я увидел твой грех и дал совет. Надеюсь, тебе хватит благоразумия воспользо…

– Но…

– Что?! Смеешь перебивать? – чуть громче обычного произнёс капеллан. – Епитимья! Семь дней тебе ходить по кораблю, нести слово Его, стоять на коленях и просить милостыню! Семь дней ты можешь рассчитывать только на себя, не опираясь ни на руку, ни на костыль!

Жерар побагровел, оставил царапины на камне, но выдавил, не поднимая головы:

– Да, господин.

– Что же до "проклятого шабаша". Имена отступников известны мне, – проговорил капеллан, успокоившись. – Знай же, Жерар, что в любой партии регицида фигуры врага послужат и тебе, если умеешь играть. Ты – не воин, но лидер, а потому должен смотреть не на стену щитов противника, а туда, где стучит его сердце. Эта война вечна, и месяц или год в ней ничего не решат.

Жерар стиснул зубы, сжал ладони в кулаки, приподнялся, но всё-таки промолчал. Капеллан же добавил напоследок:

– Век смертных мал. Именно поэтому вам так хочется всё успеть. – В затемнённых и пустых глазницах маски капеллана на миг словно бы искры промелькнули. – Спешка ведёт к поражению. Поразмысли над этим в течение семи дней, а потом снова приходи ко мне. Моё время на "Амбиции" подходит к концу, но я подарю тебе ещё одну аудиенцию.

4