Цеховик. Книга 2. Движение к цели
Шрифт:
Ну, и в таком духе. Набор мантр, повторяя которые можно вызвать определённые эффекты. Или злого духа…
— Люб, пошли покурим, — предлагает Катя. — Егорка, тебе кофейку принести, или тебе ещё нельзя?
— В смысле, нельзя? — не понимаю я.
— Ну ты же ещё маленький.
— Ох, Катюша, провоцируешь ты меня. Хочешь всё-таки проверить, насколько маленький, да? Или насколько большой? От кофе не откажусь.
Она смеётся и идёт вслед за Любой и, остановившись в дверях бросает:
— Паттерны убери. Как-то не по-советски.
Я
— Вот ещё статистические данные вставьте, — повелевает Новицкая, входя в комнату. — А где девицы?
Она останавливается и озирается.
— Пошли греху предаваться, — отвечаю я, любуясь Ириной.
— Что?! — гневно искрит она.
Откуда столько строгости, неутомимой начальственной страсти и охоты распекать в этом молодом, привлекательном и стройном теле? Далеко пойдёт. Её юбка за целый день, проведённый на работе, помялась, хлопковая блузка — тоже. Пуговицы на груди расстёгнуты и хоть и дают очень ограниченный обзор, но заставляют поволноваться от близости рвущейся наружу и пышущей жаром плоти.
— Хватит пялиться, ты у мамы разрешение не спросил, — бросает она, заставляя мои губы разъехаться в широкой улыбке. — Какому ещё греху? Что за новости?
Она обходит стол и усаживается напротив меня.
— Курить пошли, — пожимаю я плечами. — Не знал, что это тайна, не говорите, что это я их рассекретил.
— Ах вот что... Нет, это не тайна. И да, это серьёзный порок.
— Чёрное пятно на кристальной репутации комсомолок. А вы курите?
— Во-первых, да, это точно и незачем иронизировать, а, во-вторых, не твоё дело. Ты дерзкий мальчишка и ты меня бесишь.
— Ого, а я думал ты… ой вы то есть… мне симпатизируешь… те…
— Да, сильно бесишь. Мне прямо хочется взять тебя, положить на лавку и выпороть розгами. Чтоб со свистом и воплями. И чтоб ты неделю сидеть не мог.
— Ой-ой, Ирина Викторовна, какие любопытные фантазии. По попе то есть стегать желаете? А к лавке меня наручниками пристёгивать будете?
— Больно широкий у тебя кругозор для восемнадцати… или сколько тебе?
— Семнадцать вообще-то, но в душе я старик.
— Семнадцать, значит, — задумчиво произносит она. — А день рождения когда?
— Двадцать пятого января. В один день с Владимиром Семёновичем.
— С кем?
— С Высоцким.
Она пристально смотрит на меня и, кажется совсем не слушает, а думает о чём-то своём. Размышляя или фантазируя, она прикусывает губу. Сочную, красивую, нежную, нижнюю. Боюсь представить, что за мысли носятся в её голове.
— Куда после школы собираешься, — спрашивает Новицкая?
— Не решил ещё. Может, пойду в Афган добровольцем.
— Чего? — хмурится она.
— Интернациональный долг исполнять. Комсомольцы должны быть на переднем краю, там, где лучшие представители советской молодёжи.
— Ещё и циник, — кивает она.
— То что нужно?
— Ладно, — меняет
Я читаю вслух. Возвращаются Люба с Катей. Катя ставит перед Новицкой бутылку коньяка и идеологически враждебный пузатый бокал на короткой ножке, а передо мной чашку кофе. Ну надо же, какой сервис. Я киваю, не прекращая чтения.
— Мне тоже кофе принесите, — приказывает Новицкая и Люба выскальзывает за дверь.
Около двух часов мы всей командой грузимся в «Волгу» Новицкой и мчим по ночному городу. Новицкая на переднем сидении, а я сзади посерёдке, зажатый с двух сторон Любой и Катей. Их нежные руки всю дорогу лежат на моих коленях, и им кажется, что они меня смущают. И от этого им становится весело. Я не возражаю.
Сначала машина едет к обкомовским домам на Красной, где живёт Новицкая. Потом водитель отвозит меня, а уж после везёт девчонок, живущих на бульваре Строителей, практически на краю города.
Родители спят. Дома порядок и чистота, ничего не напоминает о прошедшей вечеринке. Я захожу на кухню и грею чай, выпить который так и не успел. Отрезаю кусок торта и лишь расправившись с ним иду спать.
В течение следующих дней я активно делаю ставки. Не пропускаю ни одного матча нашей сборной и остальных сильных команд. Рыжий не появляется, исполняя запрет Альберта, поэтому Каха крутится один. С одной стороны это хорошо, поскольку видеть Рыжего мне было неприятно. И не мне одному, насколько я понимаю.
Но с другой, тоненький информационный ручеёк, шедший от Альберта к Платонычу теперь полностью иссяк, и рассчитывать, что Альберт, услышав важную информацию, передаст её дяде Юре, теперь бессмысленно. Так что приходится надеяться только на себя.
Всё время, когда я ставлю на счёт, заявляю результат, максимально близкий к реальному. К моему счастью, пока никто не догадывается на основании моих ставок делать корректировку, пытаясь сорвать банк. Поэтому он растёт. Игроков эта ситуация подстёгивает и ставки постепенно увеличиваются.
Я делаюсь чуть ли не оракулом и магом-провидцем, очень близко предсказывая результаты. Правда иногда я намеренно «ошибаюсь» сильнее. Мне подражают и ставят так же как я. Только Лида, следуя моим распоряжениям, раз за разом впустую просаживает червонцы. Две трети банка после каждой игры, а один раз, когда все поставили так же, как я, и весь пул, переходят на следующую игру.
Моя цель — накопить побольше денег в банке перед игрой наших с америкосами. На сегодняшний день там уже около шести тысяч. Вот это я понимаю, вот это игра. Надеюсь дойти тысяч до десяти. Учитывая достаточно успешное продвижение американской сборной, на эту игру принимаются ставки и на победу. А ещё есть ставки на тройку призёров.