Цель: Процесс непрерывного совершенствования
Шрифт:
А потом что я буду делать? Мы окажемся вообще без заказов. Нам нужно больше работы.
Интересно, где сейчас Иона?
Глянув на спидометр, я обнаруживаю, что стрелка дошла до восьмидесяти. Я сбавляю газ. Расслабляю галстук. Нет смысла погибать по дороге на завод. Тут до меня доходит, что к тому времени, как я вернусь на завод, пора уже будет ехать домой.
Примерно в это время я проезжаю знак, подсказывающий мне, что через две мили будет поворот на шоссе, ведущее в Форест-Гров. А что, почему нет? Джулию
В нужном месте я сворачиваю, доезжаю до ближайшей заправки и с таксофона звоню в офис. Когда Фрэн снимает трубку, я, во-первых, прошу передать Бобу, Стейси, Ральфу и Лу, что совещание прошло хорошо, а во-вторых, говорю, чтобы меня сегодня на работе не ждали.
Когда я приезжаю к Барнетам, меня встречают как желанного гостя. Некоторое время я болтаю с Дейвом и Шерон, а потом Джулия предлагает мне пройтись.
На улице чудесный летний день.
Когда я обнимаю Шерон на прощанье, она шепчет мне на ухо:
— Папа, когда мы все вместе поедем домой?
— Скоро, я надеюсь, — говорю я ей.
Несмотря на мою кажущуюся уверенность, этот вопрос продолжает терзать меня самого.
Мы с Джулией идем в парк и, погуляв немного, присаживаемся на скамейку на берегу реки. Некоторое время сидим молча. Джулия спрашивает, не случилось ли чего. В ответ я задаю ей вопрос, который задала мне Шерон.
— Она и меня все время спрашивает об этом, — говорит Джулия.
— И что ты ей отвечаешь?
— Говорю, что скоро поедем.
Я смеюсь:
— То же самое и я ей сказал. Но ты действительно так думаешь?
Она медлит с ответом. Потом улыбается и говорит со всей искренностью:
— Ты последние недели был очень милый.
— Спасибо. Это чувство взаимно, — говорю я.
Она берет меня за руку:
— Но… прости меня, Эл. Я все еще боюсь ехать домой.
— Почему? Ведь наши отношения определенно налаживаются. В чем проблема?
— Послушай, нам представилась хорошая возможность изменить что-то в нашей жизни. И это прекрасно. Мне действительно было приятно и интересно с тобой все это время. Но если мы снова начнем жить вместе, знаешь, что произойдет? Первые два дня все будет прекрасно. А через неделю возобновятся те же споры. А еще через месяц, или шесть месяцев, или год… ну, сам понимаешь.
Я вздыхаю:
— Джулия, тебе было плохо жить со мной?
— Эл, не плохо, — говорит она. — Просто… ну, не знаю. Ты не обращал на меня никакого внимания.
— Но у меня была масса проблем на работе. Я на самом деле был по уши в дерьме. Чего же ты хотела?
— Больше того, что получала, — отвечает Джулия. — Знаешь, когда я была маленькой, отец всегда приходил домой в одно и то же время. Вечера он проводил дома. Вся семья всегда была в сборе. А с тобой никогда не знаешь, чего ждать.
— Не сравнивай меня со своим отцом. Он дантист. Залечив последний зуб, он может вешать замок
— Алекс, это просто ты не такой. Другие люди ходят на работу и с работы в определенные часы.
— Да, отчасти ты права, — соглашаюсь я. — Я не такой, как другие. Когда я чем-то занимаюсь, то занимаюсь по-настоящему. И может быть, это связано с тем, в какой семье я рос. Посмотри на мою семью — у нас не было такого, чтобы ужинать всем вместе. Всегда кто-то должен был дежурить в магазине. Это было твердое правило моего отца: бизнес всех нас кормит, значит, ему уделяется главное внимание. Мы все это понимали и все вместе трудились.
— И что это доказывает, кроме того, что мы росли в разных семьях? — спрашивает Джулия. — Я говорю тебе о том, что меня угнетало, причем до такой степени, что я уже начала сомневаться в своей любви к тебе.
— А что заставляет тебя думать, что ты любишь меня сейчас?
— Хочешь поспорить? — спрашивает она.
Я отвожу взгляд и уныло говорю:
— Нет, спорить я не хочу.
Она вздыхает:
— Вот видишь? Ничего не изменилось…
Мы оба долго молчим. Затем Джулия встает и идет вдоль берега реки. На секунду мне кажется, что она сейчас уйдет. Не уходит. Возвращается и садится рядом со мной.
— Когда мне было восемнадцать, — говорит она, — у меня все было распланировано — колледж, диплом учительницы, замужество, дом, дети. Все решения были приняты заранее. Я знала, какого рисунка фарфоровый сервиз хочу. Знала, как назову детей. Знала, как будет выглядеть мой дом и какого цвета будет ковер на полу. Все было определено. И мне было очень важно, чтобы все это у меня было. А теперь… все это у меня есть… но что-то не так. Теперь все это кажется мне второстепенным.
— Джулия, а почему твоя жизнь должна соответствовать этому… этому идеальному образу, придуманному тобой? — спрашиваю я. — Ты хотя бы знаешь, зачем тебе все то, что ты хочешь?
— Затем, что я так воспитана, — отвечает она. — А ты? Зачем тебе твоя карьера? Почему ты чувствуешь себя обязанным отдавать работе двадцать четыре часа в сутки?
Я молчу, молчит и она.
Потом она произносит:
— Прости меня. Я просто совершенно растеряна.
— Ничего, не извиняйся, — говорю я. — Ты задала хороший вопрос. Я и сам не знаю, почему меня не устроило бы быть бакалейщиком или служащим, работающим с девяти до пяти.
— Эл, давай забудем про мой вопрос, — предлагает она.
— Я думаю, что мы должны поступить как раз наоборот, — возражаю я. — Тебе следует задавать еще больше вопросов.
Джулия с сомнением смотрит на меня и спрашивает:
— Например?
— Например, что для нас наша семья? Я вижу цель брака не в том, чтобы жить в идеальном доме, где все делается по часам. А ты в этом видишь цель?
— Все, чего я прошу, это возможности хоть немного полагаться на своего мужа, — говорит Джулия. — А что вообще за разговор про цель? Брак, семья… Никакой цели нет.