Цена металла
Шрифт:
Annotation
В африканской республике Флёр-дю-Солей вспыхивает переворот. Старый диктатор падает, на его место приходит генерал, за которым стоят британские советники и частные армии. Французские интересы под угрозой, рудники — в центре геополитической игры.
Люк Дюпон, бывший офицер Легиона, теперь начальник охраны концессионных объектов, получает приказ удержать стратегические шахты «любой ценой». Пока союзники бегут, повстанцы наращивают влияние, а протестующие становятся мишенями, он оказывается между выбором: выполнить приказ или сохранить остатки
Это роман о моральной грани, которую стирают деньги, интересы и пыль войны. О том, как трудно остаться собой, когда мир вокруг рушится. И о цене, которую платят те, кто ещё помнит, зачем вообще стрелял.
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
ЭПИЛОГ
ЦЕНА МЕТАЛЛА
ГЛАВА 1
Солнце уже клонилось к закату, когда две покрытые пылью машины, медленно двигаясь по разбитой дороге, достигли окраины Кинганы. Поселение встречало приезжих молчаливыми взглядами местных жителей, собравшихся вдоль улицы и следивших за каждым движением автомобилей. Люк Огюст Дюпон, восседавший на переднем пассажирском сиденье первого джипа, внимательно вглядывался в знакомые очертания домов и лиц, на которых он читал смесь осторожного любопытства и привычного для этих мест недоверия к чужакам.
Дюпон не был чужаком в привычном смысле слова, скорее, он был тем, кого здесь терпели, уважали и, возможно, даже немного боялись. Он знал местных жителей, а они знали его. Но сегодняшний визит носил иной характер — менее официальный, почти семейный.
Коумба Макаса, старейшина деревни, ждал у входа в свой дом — просторную глиняную постройку с жестяной крышей, заметно выделяющуюся среди прочих домов. Его седые волосы и морщинистое лицо говорили о прожитых годах и пережитых невзгодах, но взгляд старика по-прежнему оставался твердым и ясным.
Дюпон выбрался из джипа, медленно расправив плечи и расправляя складки на рубашке цвета хаки. Он снял темные очки и встретил взгляд старейшины. Коумба Макаса улыбнулся, шагнул вперед и протянул руку.
— Люк, мой мальчик, рад тебя видеть, — произнес он на французском с сильным акцентом, свойственным носителям языка санго.
— Коумба, — кивнул Дюпон, крепко пожимая сухую и теплую ладонь старейшины. — Взаимно.
За старейшиной стояла его жена, Мари, улыбаясь гостю с привычной мягкостью и теплом. Женщина всегда молчала много и говорила мало, но каждое её слово было точным, весомым. Рядом с ней находились сын старейшины, Жоэль, и дочь Серафина. Жоэль, всегда сосредоточенный и напряженный, слегка кивнул, обменявшись с Дюпоном взглядами людей, привыкших говорить без слов. Серафина же выглядела слегка смущенной, и её взгляд, направленный на Дюпона, быстро скользнул вниз.
— Пойдемте внутрь, — пригласил Макаса, указывая на дверь дома. — Мы приготовили ужин, нужно отметить твой приезд как следует.
Войдя в дом,
— Люк! — улыбнулся священник, поднимаясь и распростёрши руки в приветственном жесте. — Твой приезд всегда событие для нас. Я уже начал скучать по нашим беседам.
Дюпон кивнул, ощущая прилив спокойствия и домашнего тепла, которое здесь, в Кингане, посещало его редко, но всегда к месту.
— Рад видеть вас, отец Гатти. Давно ли прибыли из Сен-Флёра?
— Вчера, — священник опустился обратно на скамью. — Есть новости, о которых тебе нужно узнать, но сперва поешь. Дорога была тяжелой.
Стол постепенно наполнялся блюдами, и разговоры пока ограничивались ничего не значащими вежливостями. Однако даже в этом тихом мирном обмене репликами ощущалось напряжение — тень надвигающихся перемен.
— Новости тревожные? — нарушил тишину Дюпон, принимая угощение из рук Мари.
— Очень, — спокойно, но с заметным усилием произнес отец Гатти. — Повстанцы активизировались. В деревне уже видели чужаков. Говорят, это люди генерала Н’Диайе.
Взгляды всех присутствующих скрестились, и на секунду в комнате повисла тяжёлая тишина, в которой было больше сказано, чем во всех словах, произнесённых за вечер.
Дом Коумбы Макасы был для Дюпона редким убежищем, местом, где он мог позволить себе ослабить вечную напряженность и забыть на время о своей роли. Здесь он был не директором департамента безопасности, не смотрителем алмазных рудников и уж точно не бывшим офицером Французского Иностранного Легиона, чья карьера была запятнана и кровью, и сложными моральными компромиссами. В этой деревне, в этом доме, среди этих людей Люк Огюст Дюпон был просто человеком. Простым и понятным — тем, кем он почти забыл, каково быть.
Он наблюдал за тем, как Мари с привычной ловкостью расставляла тарелки и миски на широком столе, покрытом яркой традиционной тканью, а Коумба наполнял чашки местным пальмовым вином, обладающим терпким вкусом и почти фруктовым ароматом. Жоэль молчал, лишь изредка переговариваясь тихим голосом с отцом Гатти, который всё чаще задумчиво поглядывал в сторону окна, словно ища в сгущающихся сумерках знаки приближающихся бедствий.
Серафина сидела напротив, и её взгляд то и дело пересекался с его, после чего она поспешно отворачивалась, изображая интерес к разговору старших или к узорам на скатерти. В её движениях и взгляде было что-то, что заставляло Дюпона чувствовать себя одновременно взволнованным и неловким. Последний раз он ощущал подобное слишком давно, и это чувство было для него почти забытым, чуждым. Он понимал, что подобные чувства — слабость, опасная в его положении, однако именно сегодня, в кругу семьи Макаса и отца Гатти, он позволял себе быть слабым.