Цена металла
Шрифт:
— Головорезы, — сказал Дюпон, и это было не предположение, а приговор. — Сека послал их. Проверка на прочность.
Он вытер лицо — в пыли, крови и поту оно казалось серым. Потом посмотрел на охваченный огнём остов первой машины. Там уже ничего нельзя было спасти.
— У нас один тяжелораненый. Один погиб, — отчеканил Ламбер.
— Времени на похороны нет, — отрезал Дюпон. — Рено — в кузов. Держать курс на Вилль-Роше.
— Да, капитан.
Пока машина развернулась, люди быстро и слаженно выполняли команду. Рено, хоть и полубессознательный, стиснул зубы и не
Люк прошёл вдоль трупов на обочине. Не чтобы удостовериться — чтобы запомнить. Он смотрел в мёртвые глаза, в обожжённые ладони, в отполированные металлические эмблемы на обмундировании. У этих людей были фамилии, документы, командиры — всё это было неважно. Главное — они были направлены сюда. И кто-то дал им приказ убивать людей Дюпона.
Он запомнил лица. На случай, если придётся потом говорить с британцами. Или с кем-то ещё, кто притворится, что «не знал».
— Все готовы, — доложил сержант. — Машина может идти. Рено в сознании, но пульс слабый.
— Погибший?
— Хавьер. Первый джип. Удар пришёлся прямо под сиденье. Шансов не было.
Люк кивнул, не сказал «жаль», не сказал «так бывает» - просто запомнил имя.
Погрузились, джип тронулся — медленно, с трудом, но уверенно. Пыль снова поднялась, словно ничего не произошло, словно дорога хотела стереть память о том, что случилось. Дюпон сидел впереди, оружие на коленях, лицо закрыто платком. Его глаза не двигались — только смотрели вперёд, в дымку, куда уходил путь. Он знал, что это была первая атака. Проверка. Предупреждение. Генерал Н’Диайе и его люди теперь действовали открыто. И, возможно, это было только началом. Повернувшись к Ламберу, он произнёс глухо, почти шёпотом, но без тени сомнения:
— Надо спешить.
Машина набрала скорость. Сзади, на дороге, оставались кровь, дым и обугленная сталь. Впереди — пламя, которого пока не было, но он точно знал: оно уже начинает разгораться.
ГЛАВА 2
Машина въехала в Вилль-Роше под серым, выжженным небом. Пыль здесь была другой — не лёгкой саванной, а тяжёлой, жирной, с примесью графита и угольной сажи. Она покрывала здания, людей, одежду, как будто город сам пытался стереть лица тех, кто в нём жил.
Рено умер за пятнадцать километров до въезда. Сначала просто потерял сознание. Потом дыхание стало поверхностным. У парня не было шансов - потеря крови, шок. В таких условиях даже полевой госпиталь мог бы не помочь.
— Время смерти — 10:41, — тихо произнёс кто-то сзади, больше для отчётности, чем для смысла.
Люк молча кивнул, вылезая из кабины. Город начинался с горловины — широкого бетонного шоссе, разбитого гусеницами карьерных машин и военными грузовиками. По бокам — складские ангары, импровизированные рынки, пункты приёма руды. Дальше — застройка, беспорядочная, словно город рос не по плану, а как опухоль на теле шахт.
На улицах было всё, что он помнил: полуголые дети, бегающие между грузовиками; женщины с
Люк прошёл через всё это, как сквозь дым. Его не замечали. Или делали вид, что не замечают. Он был здесь не первый год, не вызывал эмоций — был законом, костяком, тенью. Той самой силой, которая держит город от распада. Или придавливает его вниз — в зависимости от точки зрения.
У базы — бывший ангар, перестроенный под командный пункт департамента охраны стратегических ресурсов — стояли бойцы. Вся охрана здесь была его: бывшие легионеры, контрактники, авантюристы, которые выжили в слишком многих операциях, чтобы верить хоть во что-то. И местные — молодые, злые, умеющие слушать и стрелять.
В их глазах было уважение и лёгкий страх. Дюпон знал: его уважают не за должность, а за то, что он всегда возвращается живым. И у него — всегда порядок.
— Капитан, — навстречу вышел высокий мужчина с резкими чертами лица, в серой форме. Слегка кивнул. — Давно жду.
— Орлов, — сказал Дюпон. — Всё спокойно?
— Пока да. Но сегодня ночью пытались поджечь подстанцию на южной шахте. Отбились. Одного поймали. Местный. Но с инструкцией на английском.
Дюпон посмотрел на него.
— Это подтверждает, что они рядом.
— И что кто-то дал им карту объекта. Нашу карту.
Молчание повисло между ними. Потом Дюпон шагнул ближе, говоря глухо:
— Парень в кузове умер. Похороны — в два этапа. Первый — сразу. Второй — в рапорте, с подписью. Сделаешь?
— Уже делаю, — кивнул Орлов. — И, Люк… это только начало. Сека здесь. Я чувствую.
Внутри базы стоял запах: металл, масло, оружейная смазка, жареный кофе и пот — смесь, узнаваемая каждым, кто вверил себя войне. Помещение бывшего склада было разбито на секции: оперативный центр, склад, армейская кухня, спальные ниши под навесами. На стенах — карты, схемы рудников, спутниковые снимки. В углу стоял старый телевизор, по которому шел зацикленный выпуск французских новостей — без звука, только с субтитрами.
На полу лежало тело Рено, укрытое простынёй. Рядом — чистый автомат, аккуратно разобранный, и его жетон.
— Успел сказать что-нибудь? — спросил Орлов, поправляя ремень кобуры.
— Нет. Смотрел в небо, — тихо ответил фельдшер. — До самого конца.
Дюпон кивнул. Он подошёл к телу, склонился, коснулся пальцами края простыни, но не открывал. Это был ритуал. Живые — его забота. Мёртвые — долг.
— Завтра с утра, — сказал он. — Отправьте тело в шахтёрскую капеллу. Местный священник приедет — он знает, что сказать и делать.