Цена металла
Шрифт:
В комнате снова воцарилась тяжёлая тишина. Дюпон видел в глазах Жоэля гнев и нетерпение, видел разочарование и усталость в глазах старейшины и понимал, что любое решение, которое примет он сейчас, повлияет на жизни этих людей.
— Я предлагаю быть осторожными, — произнёс Дюпон, стараясь звучать убедительно. — Генерал не тот, за кого вы его принимаете. Да, он обещает свободу и справедливость, но поверьте — единственное, чего он хочет, это заменить французские компании на английские. Поверьте, ему наплевать на страдания народа так же, как и Мбуту.
— А что тогда делать? — спросила вдруг Серафина. Её голос прозвучал
Она смотрела прямо на Дюпона, и в её глазах блестели слёзы ярости и страха. Она была молодой и наивной, и оттого её слова были особенно болезненны. Люк почувствовал, как внутри что-то сжалось — её вопрос был тем самым, который мучил его каждую ночь, когда он лежал без сна в своей комнате в Вилль-Роше.
— Нет, — сказал он тихо, — ждать нельзя. Но и доверять генералу нельзя. Нужно искать другой путь.
— Какой? — спросил Коумба, тяжело вздохнув.
— Я пока не знаю, — признал Дюпон, и эти слова дались ему с трудом. — Но я знаю одно — если мы ошибёмся сейчас, цену за это заплатят не политики и не генералы, а простые люди. Такие, как вы.
И снова тишина накрыла комнату, погружая всех в мучительное осознание неопределённости будущего, которое уже дышало им в затылок.
История Флёр-дю-Солей, как и многих других африканских стран, была полна несбывшихся надежд, жестоких потрясений и обещаний, которые никогда не предназначались для исполнения. Эта земля, ныне носящая столь поэтичное название, веками была населена гордыми и воинственными племенами — гбайя, банды, манза, сара и влиятельными мамбуту.
В конце XIX века сюда прибыли французы, движимые неутолимым голодом к природным богатствам Африки. Колонизаторы быстро осознали, что земля, покрытая буйной зеленью и, казалось бы, дикой, неприрученной природой, скрывает в своих недрах неисчислимые сокровища — алмазы, золото и редчайшие металлы, без которых развитие их технологичной цивилизации было невозможно.
Назвав эту страну Флёр-дю-Солей — Цветок Солнца, французы романтизировали завоевание, словно оно было не жестокой эксплуатацией, а героическим приключением. В действительности же их правление было построено на рабском труде и бесконечных лишениях местного населения. Сотни тысяч жителей погибли от болезней, голода и непосильного труда на рудниках и плантациях кофе и какао.
К середине XX века терпение народа лопнуло, и волна антиколониальных выступлений поднялась по всей стране. Среди лидеров борьбы был и молодой Жан-Батист Мбуту — харизматичный представитель племени мамбуту, человек с европейским образованием и исключительной способностью манипулировать настроениями людей. Он умело играл на всех досках сразу: перед французами он предстал сторонником разумного компромисса, перед соотечественниками — бесстрашным борцом за независимость.
Когда в 1960 году страна получила свободу, именно Мбуту оказался во главе государства, быстро утвердив свой режим с благословения Парижа. Франция, формально дав свободу, сохранила жесткий контроль над алмазными рудниками и золотыми приисками, обеспечивая стабильность нового диктатора, взамен получая неограниченный доступ к природным ресурсам.
Мбуту провозгласил себя «отцом нации», и под этим лозунгом страна быстро превратилась в авторитарное государство. Противников
К 1990 году режим Мбуту начал трещать по швам. Коррупция, процветавшая в высших эшелонах власти, достигла невиданных масштабов. Пока президент и его ближайшее окружение утопали в роскоши, миллионы простых граждан жили в бедности и отчаянии. Ропот, долгое время заглушаемый страхом, постепенно превратился в громкое возмущение, и на сцену вышел новый игрок — генерал Арман Н’Диайе.
Н’Диайе, воспитанник французских военных школ, увидел шанс занять место президента, пообещав народу свободу и справедливость. Но за красивыми словами скрывался лишь новый виток жестокости и корыстных планов — замена французского господства британским, с одним хозяином вместо другого.
Такова была страна, в которой жил и работал Люк Огюст Дюпон, и которую он видел сейчас перед собой — измученную, разрываемую внутренними конфликтами и беспощадно эксплуатируемую чужаками и своими же властителями. Дюпон понимал, что новая война неизбежна, и в очередной раз задавался вопросом — сколько ещё невинной крови прольется в этих бесконечных играх сильных мира сего, прежде чем на этой многострадальной земле наступит хотя бы подобие мира.
Сидя в гостиной семьи Макаса и слушая звуки ночи, Дюпон прекрасно осознавал, что история, которую он только что вспомнил, — это не просто прошлое. Это была кровавая и неумолимая реальность настоящего и ближайшего будущего Флёр-дю-Солей.
Когда беседа завершилась, а ночной воздух окончательно наполнил дом запахами сырости, земли и едва уловимого дыма из соседних очагов, тишина воцарилась в доме Коумбы Макасы. Все начали расходиться: отец Гатти извинился и удалился в свою комнату, чтобы подготовиться к утренней мессе; Мари, тихо поблагодарив гостей, ушла за занавеску, ведущую в заднюю часть дома. Даже Жоэль, после напряжённого разговора с Дюпоном, направился к сараю, где хранился рабочий инвентарь — в таких моментах он предпочитал держаться подальше.
Люк вышел на веранду. Деревянный стул под ним поскрипывал от малейшего движения. Вокруг темнело. За деревней начиналась ночь — густая, плотная, звенящая от жизни джунглей. Он вытащил из нагрудного кармана коробок спичек, щёлкнул — яркая искра на миг осветила лицо, прежде чем пламя растворилось в жёлтом огоньке сигареты.
Табак был грубый, дешёвый, оставлял горечь во рту, но именно этого ему сейчас и хотелось — чтобы вкус соответствовал его настроению.
— Вы не спите, месье Дюпон? — раздался тихий голос сбоку.
Он вздрогнул едва заметно, повернув голову. В проёме между деревянными стойками веранды стояла Серафина, держа в руках кружку, из которой поднимался слабый пар.
— Нет, — ответил Дюпон просто. — Ночь выдалась слишком красивой, чтобы уснуть.
Девушка подошла ближе, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Освещённая мягким светом лампы, она казалась почти прозрачной. На ней была простая светлая туника, и волосы, обычно убранные, сегодня спадали на плечи. Лицо было спокойным, но взгляд — глубоким и изучающим.