Цена одного дня
Шрифт:
– За пару часов до моего звонка. Поймите, я должен был убедиться…
– Он нас видит? – Я заглядываю в безжизненные серые глаза.
– Он как младенец, Владислав Андреевич. Он может видеть нас, слышать, возможно, понимать. Но о выздоровлении говорить еще рано.
– Но это же первый шаг? – Я поднимаю лицо, желая вцепиться в глотку доку за то, что он мямлит.
– Видите ли, утверждать что-то сейчас слишком рано. Егор два года провел в коме. Мы сочувствуем вам. Но ведь мы вместе с вами прошли этот путь. И пойдем дальше, до конца, как и обещали.
– Просто скажите, когда он поправится?! –
– Владислав Андреевич, – громче и убедительнее твердит док, – он не с велосипеда упал. На восстановление могут уйти дни, недели, месяцы, годы. Порой пациенты, проведшие в коме месяц, десять-пятнадцать лет возвращаются в норму. А жизнь Егора два года поддерживается аппаратами. Наберитесь терпения. Завтра к нам прибудут мои европейские коллеги. Мы проведем все необходимые анализы и подберем наилучшее лечение для Егора, чтобы он как можно скорее покинул эти стены и вернулся в семью. Но вы должны понимать, что как раньше уже не будет. Он может никогда не заговорить, потерять зрение, слух. Он может остаться прикованным к инвалидной коляске. Побочных эффектов очень много. Мы должны быть готовы ко всему.
Я снова смотрю в глаза Егора, беру его совсем усохшие пальцы в свою руку и сжимаю.
– Держись, мать твою, ты же боец, – рычу сквозь зубы, не зная, кого благодарить за то, что он очнулся: бога, дьявола, свои бабки или дока. – Мы же с тобой так с парашютом и не прыгнули… – горько улыбаюсь кривой улыбкой, вспоминая те треклятые сертификаты, которые так и лежат в моем сейфе. Презираю себя за то, что уделял ему так мало времени, всегда находил дела поважнее, и как итог – едва его не потерял. – Док, сделайте все на высшем уровне, – прошу я.
– Как всегда, Владислав Андреевич.
Я нехотя встаю, отпуская непослушную руку, но теперь тепля надежду, что скоро Егор выкарабкается.
– Что нужно подписать?
– Анна вас проводит. – Док указывает на медсестру.
Та растягивает свои силиконовые губища, которые наверняка по выходным красит яркой помадой и в блестящем проститутском платье тусит в ночных клубах, где подцепляет типа, нуждающегося в медсестричке.
Она провожает нас с Черепом в кабинет, дверь которого очень медленно открывает, выпячивая зад. Я наклоняю голову, чтобы лучше прикинуть габариты, пока они мигают огнями, и через плечо смотрю на Черепа. Тот понимающе кивает, оставшись за дверью.
Сосет Аннушка толково. Как раз то, что мне сейчас нужно: после гребаного прокурора и его мелкой сучки дочурки. Может, улучшение состояния Егора – знак свыше за то, что не прикопал эту семейку? А охренительный минет – награда?
Я запрокидываю голову, вторгаясь в бесстыжий рот медсестрички, и когда перед глазами уже вспышками зарождается оргазм, у меня звонит телефон. Не переставая долбить Аннушку в глотку, я отвечаю потревожившей меня Белле:
– Чего тебе?
– Что мне делать с этой овцой, босс? – спрашивает она, по чавкающему звуку явно перебирая жвачку языком.
– Подготовь ее для встречи с Шаманом… – шиплю я и втягиваю воздух сквозь зубы, кончая в рот медсестрички. – О-о-ох… Бел-ла…
– Господи, вы что там, трахаетесь? – Я прямо вижу, как она закатывает глаза.
– Растолкай
Стоя на коленях, Аннушка пальцем вытирает свои испачканные губы и облизывается, глядя на меня с покорностью. Я достаю из бумажника пару зеленых купюр, швыряю на ее грудь, ставлю подпись в приготовленном согласии и, звякнув ширинкой, покидаю кабинет. У меня еще дел по горло!
Глава 4. Ева
Меня будит какая-то девица в кожаном платье, едва прикрывающем грудь и попу. Ее волосы собраны в тугой хвост, на лице десять слоев штукатурки, а во рту жвачка, то и дело, вздувающаяся пузырями.
– Вставай, спящая красавица, работать пора! – Она брякает пультом о тумбочку и, пока на окнах раздвигаются портьеры, уходит в ванную, откуда тут же доносится шум воды. – Ну ты что там, опять уснула? Шевелись!
Я вылезаю из постели и шлепаю в душ. Пытаюсь начать соображать, долго стоя под прохладной водой, еще дольше моюсь, оттягивая время, а потом сушу волосы.
– Что это? – Я возвращаюсь в комнату, где на заправленной кровати лежит новый комплект белья и платье, а мою пижаму горничная уже уносит за дверь.
– Твой новый гардероб, – поясняет девица, сидя в кресле и своими наманикюренными пальчиками тапая по сенсору планшета. – Кстати, меня Беллой зовут. Босс приказал мне тобой заняться. Поэтому давай сразу условимся не создавать друг другу проблем?
Я пожимаю плечами.
Платье мне не нравится. Да и белье я предпочитаю простое, без вычурностей. Не понимаю, зачем мне наряжаться!
Стоит одеться, как в комнату стучится и входит Фаза.
– Идем позавтракаем, – зовет он меня.
Обтягивающее платье меня раздражает. Оно больше сгодится для свиданий, но никак не для повседневного ношения. Поправляя его, я иду вслед за Фазой и замечаю, что нахожусь просто в огромнейшем особняке – буквально в замке.
– Это что, неприступная бандитская крепость? – бурчу я, когда мы выходим на террасу с видом на цветочный сад. Здесь на круглом столике нас ждет завтрак.
Фаза любезно выдвигает для меня стул и садится сам. Пальцами стучит по приготовленной здесь папке, задумчиво глядя на меня, и наконец улыбается:
– Ешь.
Под его пристальным взглядом я разделываюсь с вкусной яичницей с беконом, сыром и зеленью, пью кофе с круассаном и еще получаю мороженое от здешнего шеф-повара, которое дегустирую, глядя на трудящегося садовника.
Фаза, отделавшись лишь кофе, велит убрать со стола и открывает папку.
– Это Шаман. – Он протягивает мне фотографию круглолицего азиата лет шестидесяти. – Под его контролем весь наш бизнес в Средней Азии. Месяц назад Люк заключил с ним договор о реализации товара по его трафику. Наш новый юрист напортачил с доками, не учтя форс-мажорные обстоятельства. Курс скакнул, и теперь мы в жопе. У Люка репутация. Он не может унижаться, прося об отсрочке или изменении условий сделки. Либо он оставит все, как есть, и это сильно ударит по нашей финансовой стабильности и заденет его авторитет в наших кругах. Либо заставит Шамана сыграть по своим правилам, останется в плюсе и сохранит этот авторитет.