Цена памяти
Шрифт:
— Какая?
— Наивная.
Малфой выпрямляется и смотрит на неё через плечо.
Гермиона замирает, встретившись с ним взглядом, и медленно отводит руку. Он переворачивается к ней лицом и ловит её ладонь.
Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга, и этот взгляд тоже непривычен для подобного утра. Гермиона шумно выдыхает через нос, а Малфой, нахмурившись, вдруг спрашивает:
— Как можно видеть всё происходящее и всё равно верить в добро?
От удивления Гермиона не обращает внимания, как он перехватывает её ладонь второй рукой и опускает
— Что?
Кончиками пальцев он касается её щеки, и Гермиона вздрагивает.
— Я не понимаю, — его голос тоже хриплый после пробуждения и звучит несколько потерянно. Но слова такие, будто Малфой много думал об этом. — Я не понимаю, как ты можешь верить и желать всем добра… Желать счастья всем вокруг.
Она знает, что он имеет в виду.
Драко Малфоя, на самом деле, не волнуют все. Он хочет знать, почему она верит в него самого.
Но Гермиона не готова ещё больше углублять их разговор. Вместо этого она рассеянно спрашивает:
— Что такого в том, что мне хочется, чтобы все были счастливы?
— Это невозможно.
— Я могу хотеть невозможного.
Он удивлённо смотрит на неё, пальцы соскальзывают на шею; Гермиона борется с желанием прижаться к его ладони.
— А как же здоровая прагматичность?
Уголок его губы приподнимается, но взгляд остаётся таким же задумчивым и серьёзным.
— Я не путаю фантазии с реальностью, — поясняет Гермиона, — но я могу иметь несбыточные мечты и всё равно стремиться к ним, — она вздыхает. — Только так мы можем сделать мир лучше. Если мы не будем верить, что он может стать лучше, какой в этом всём вообще смысл?
Произносить все эти мысли вслух кажется немного глупым. Она отдаёт себе отчёт в том, что это действительно звучит наивно. Но Гермиона правда так считает, и даже если Малфой не поймёт… Что ж. Она готова объяснять ему снова и снова.
Они смотрят друг на друга в тишине пару коротких мгновений, и Малфой вдруг хмыкает.
Его пальцы путаются в её волосах, и большой палец проводит по щеке.
— Не спрашивай о смысле меня, Грейнджер. Я наследник древнего магического рода, меня вырастили с определёнными идеалами и взглядами, и вот лежу здесь с маглорождённой, и это наиболее осмысленная вещь, которая происходит со мной в эти дни.
Он говорит почти шутя, но что-то в его голосе заставляет сердце ёкнуть.
Гермиона тяжело сглатывает и неосознанно сжимает его ладонь.
— Но неужели ты бы не хотел, чтобы все вокруг были счастливы? — тихо спрашивает она.
Его лицо вновь становится серьёзным, а взгляд совершенно нечитаемым.
— Я не думаю обо всех, Грейнджер. Я хочу счастья себе, своей матери, возможно, некоторым друзьям, — он облизывает губы и обводит глазами её лицо, будто чего-то ища. Наконец спустя несколько долгих секунд он добавляет: — И я желаю счастья тебе.
Пропустив удар сердца, Гермиона кивает.
Этот ответ устраивает её.
***
Азкабан становится привычным местом встречи.
Гермионе не нравится эта привычка.
Она знает, что впереди её ждёт много неприятного — остатки
Гермиона, конечно, боится, но планирует дойти до конца, вскрыть все воспоминания и выстроить наконец в голове картинку того, как всё было на самом деле.
Малфой в этот раз пребывает в приподнятом настроении, возможно, предполагая, что именно она вспомнила. Он здоровается с ней с легкой улыбкой на губах и прикусывает щеку в ожидании, когда она садится напротив.
Гермиона пересказывает ему все моменты, которые вернулись к ней.
Странно говорить об этом вслух.
Особенно когда Малфой внимательно наблюдает за ней, слегка вскинув подбородок, и будто впитывает каждое произнесённое слово. Она пытается смотреть на него в ответ, но всё-таки периодически отводит взгляд, рассеянно глядя на его руки, спокойно лежащие на столе.
В конце концов Гермиона не выдерживает:
— Ты смущаешь меня, Драко.
Имя слетает с губ легче, чем когда-либо до этого.
— Смущаю?
Он приподнимает бровь и чуть склоняет голову к плечу, продолжая глядеть прямо ей в глаза.
— Когда так смотришь.
Он издаёт тихий смешок и понимающе кивает. Его глаза сужаются, когда он говорит:
— Ты много вспомнила в этот раз, Гермиона.
Её горло сжимается. И организм, и разум как-то странно реагируют на его слова; она не ожидала от себя такого. Сделав глубокий вдох, Гермиона выдавливает:
— Я же обещала.
Он вздрагивает.
Гермиона видит, как его лицо словно леденеет и взгляд мрачнеет; на миг в глубине глаз вспыхивает что-то злое и тёмное. Но уже через секунду Малфой справляется с собой и, подняв руку, медленно чешет щёку, будто стараясь отвлечься, а затем убирает волосы с лица нервным жестом.
Гермиона неестественно выпрямляет спину. Она не хотела расстраивать или сердить его.
Не в этот раз.
Ей снова хочется дотронуться до него, но она не уверена, что может. Ей всё ещё не хватает информации. Гермиона не помнит событий оставшихся полутора месяцев и не представляет, как всё развивалось дальше. Она уже знает, что они стали близки, но может ли она дотрагиваться до него сейчас с простой уверенностью? Хотела бы она этого, если бы помнила всё?
Она в смятении.
Гермиона не знает, как обсуждать чувства годичной давности, которые она пока не может интерпретировать. Она не в курсе, что он думал тогда, и боится спросить. Возможно, он даже ответит. Возможно, она может использовать один из вопросов, на которые он пообещал отвечать.
Но ничего не приходит в голову.
Размышлений так много, что выделить что-то одно невозможно.
После тех событий, что Гермиона вспомнила в этот раз, она не хочет говорить о Роне и о причинах, по которым Малфой оказался в Азкабане. Ей хочется продлить цепь воспоминаний и получить дополнительную порцию эмоций, которые оказались приятными, хоть и смущающими. Гермиона надеется, что у них было ещё такое время.