Цена притворства
Шрифт:
— Ты что, тоже писарем в штабе отсиделся*?
Он лишь бросил на меня короткий взгляд, который можно было расценить как вопросительный. Да, за два дня непрерывного контакта, у меня появились некоторые навыки в общении с особо молчаливыми. Проблема заключалась лишь в том, что общения как такового не было. На прямые вопросы он отвечал односложно или вообще игнорировал. На провокации не вёлся, в общем, как разговорить его, я не знала.
— Забудь, фильм такой есть, — махнула я рукой и добавила зачем-то, — про писаря.
Поднявшись
— Ладно, давай так. Ты отвечаешь на мой вопрос, а я — на твой. Что-то вроде игры. Идет?
Данила слегка усмехнулся и отложил свою пилку. Кажется, это положительная реакция. Воспрянув духом, я воодушевлённо начала прокручивать в голове заранее заготовленные вопросы, выбирая наиболее важные из них. Мало ли.
— Кто пытался меня убить?
— Конкуренты твоего отца, — нехотя ответил он. И без перехода спросил:
— Что у тебя с тем очкариком?
— Он мой друг! – ответила я уверенно и нарвалась на скептический взгляд прищуренных глаз. — Что? — не выдержала.
— У тебя нет друзей. А если бы и были, спешу тебя расстроить: между мужчиной и женщиной дружбы нет и быть не может.
Я вспыхнула и уже хотела с горячностью возразить, но вспомнив о шансе узнать побольше, отложила дискуссии о Тохе до лучших времён.
— За что меня хотят убить конкуренты отца?
— Сама подумай.
Хмм… Если отец, как говорит Данила, мёртв, то… из-за наследства?
— Но ведь есть ещё мама. И Алекс, - произнесла я вслух.
— Твой брат несовершеннолетний, а женщина, которую ты считаешь матерью, ничего не наследует. Пока твой брат не подрастёт, ты — единственная наследница, Ася.
И снова без перехода:
— Ты спала с ним?
Ошалело моргнув, я лишь с некоторым опозданием поняла, что речь идёт всё-таки о Тохе. Бультерьер сканировал меня прищуренным взглядом, в то время как сама я еле держалась, чтобы не прыснуть со смеху.
— Нет, — ответила, взяв себя в руки, — но предложение руки и сердца получила.
— Согласилась?
— Это уже второй вопрос. Сейчас моя очередь, — ответила я, твёрдо для себя решив ковать железо пока горячо. — И что же им всем нужно? Деньги, акции, фирмы?
— И деньги, и акции, и фирмы… И ты им всё это отдашь.
— Ты с ума сошёл? — спросила на полном серьёзе. — Они отца убили и вместо наказания получат своё? Это, по-твоему, справедливо?
— Не уверен, что со свернутой шейкой тебя ещё будет интересовать какая-то справедливость.
Возможно, Бультерьер и говорил разумные вещи, но признать его правоту я была не готова.
— А как насчёт тебя? — спросила я с вызовом. — Мой отец считал тебя членом семьи. Мне даже иногда казалось, что тебя он ценил больше, чем меня. Уверена, ты и сам это знаешь. Совесть не мучает? Отомстить не хочется?
— Ты фильмов насмотрелась? — скептически поинтересовался Бультерьер и добавил после паузы: — Про писарей.
Действительно,
— Это всё Бестужевы, да?
— Бестужеву не было резона убивать твоего отца, если ты об этом. После того, как ты вышла бы замуж за его сына, он и так получил бы всё что хотел. Но сейчас он твой враг номер один. Как и все остальные. У тебя всё?
— Ещё последний вопрос. Как именно умер мой отец и почему на тебе самом не было даже царапины?
Я не специалист по бандитским разборкам, но то, что конкурентов устраняют часто вместе с телохранителями, знала даже я.
Он снова чуть прищурился… и этот взгляд — я не могу понять, что он означает, — но от него становится не по себе
— Тебе пора спать, — сказал как-то сухо, и в его тоне отчетливо проскальзывала угроза.
— Но…
— Я.Сказал.Иди.Спать.
Перепрыгнув через поваленное дерево, я на ходу вскинула руку и сделала два выстрела в сердцевину красной отметки на кедровом стволе. И снова бег к следующей цели. Это была игра в наугад — как морской бой, только вживую. Под шелест листвы, гулкое биение сердца и моё сумасшедшее дыхание. Вдох — Выдох. Выдох — Вдох. В один из таких забегов закончились патроны. Присев, я прислонилась спиной к гладкому стволу берёзы, чтобы немного отдышаться. Попутно вытащила из кармана куртки новую обойму и, вставив её, передёрнула затвор. Осторожно выглянула и прислушалась – ничего подозрительного. И в этот момент за спиной неожиданно раздалось тихое:
— Ася.
Резко развернувшись, я вскинула руку с зажатым в ней «глоком» и замерла… уставившись в чёрное дуло пистолета.
Прозвучал выстрел, грудь обожгло вспышкой боли, да так, что искры с глаз посыпались. А саму меня откинуло и припечатало к дереву, как наклейку «Радио Шансон» к лобовому стеклу.
Задыхаясь от разрывающего грудь огня, я сползла по стволу прямо на золотой ковёр из сухой шелестящей листвы. Я не могла выдавить из себя ни звука. Хватая ртом воздух, я лишь уставилась на мужчину широко открытыми глазами.
Надо мной в трёх шагах стоял Данила. Вернув оружие за пояс своих брюк, он равнодушно наблюдал за тем, как я корчилась на земле.
Я не верила своим глазам! Как? Почему?
— Ошибка первая, — безэмоционально произнёс он, — ты не следила за тылом и дала к себе приблизиться.
— ?!
Он подошёл вплотную, присел, вынул из моей руки «глок» и как ни в чём не бывало продолжил:
— Ошибка вторая — плохая реакция: я дал тебе достаточно времени.
— Да пошёл ты… — выдавила из себя, задыхаясь от боли и глотая слёзы. А боль его предательства раздирала всё внутри не меньше, чем жгучий огонь от выстрела. Растерянность и ошеломление сменились раздражением. Без его нравоучений тошно. Нет бы дать девочке спокойно ласты склеить!