Цена Шагала

Галицкий Петр

–  Считаешь, мне по средствам?

–  Я, Дмитрий Владимирович, в твой карман не лезу, авуаров, так сказать, твоих считать не буду. Но вот, мне кажется, тебе точно по средствам узнать о человечке моем.

–  Имя, фамилия, - произнес Пакин.

–  Записывать, конечно, ничего не будешь?

–  Удивляюсь я тебе, Василий Семенович. При моей профессии что-то записывать?

–  Кошенов Илья Андреевич. Не попадалось тебе такое имя?

–  Кошенов, - повторил Пакин и пожевал губами.
– Почему же заинтересовал тебя этот

господин?

–  Сам же просил без подробностей, - отозвался Трегубец.
– Так, случайно возник в поле зрения. Меня, собственно, не столько он сам интересует, сколько его друзья и знакомые. Из серьезных, конечно.

–  Ну, так, - начал Пакин.
– Илья Андреевич - человек серьезный. Филантропией и чем-либо в этом духе не занимается. Однако и в вашей тусклой уголовке не замечен. Это наш клиент, правда, бывший.

–  Поясни, Дмитрий Владимирович.

–  Ну, на этой территории: валюта, в особо крупных, замечу, иконы, живопись, предметы старины. Да, еще заметная деталь: профессиональный игрок.

–  Катала?
– удивился Трегубец.

–  Нет, не катала, просто профи. Любил, знаешь ли, пулю по серьезному расписать.

–  Что же вы его, такого серьезного, выпустили?

–  А как было не выпустить! Выезжал он официально, с выставкой из его собрания. Ну, а что не вернулся, так знаешь: в Европе за руку удержать трудно.

–  И ваши зонтики знаменитые не помогли?
– улыбнулся Василий Семенович.

–  Ах, брось. Начитался детективных романов. Этим не мы, этим Болгария занималась. А Илья Андреевич твой - человек для зонтиков никчемный.

–  Что-нибудь еще добавить можешь, Дмитрий Владимирович?

–  Да добавлять можно хоть целый час, но я, по старости своей, уж и не упомню ничего.

–  Ну-ну, не прибедняйся.

–  Здесь в его окружении были в основном люди искусства - это точно не твой профиль. Кинорежиссеры, литераторы, драматурги: друзья, так сказать, и клиентура.

–  Ну, а «деловые»?

–  Попадались, конечно. Чтобы какого-нибудь Рубенса купить, большие деньги нужны.

–  Неужто уж Рубенса?
– удивился Василий Семенович.

–  Ах, всяко бывало, всяко бывало, - выдохнул Пакин.
– Налей-ка еще по одной.

Они снова выпили, и Пакин продолжал:

–  Что с ним теперь - точно навскидку сказать не возьмусь. Но если дашь мне денька три - попытаюсь нарыть для тебя что-нибудь занятное.

–  То есть контакты с родиной не исключены?

–  Не только не исключены, а почти официально зарегистрированы.

–  Поясни, - попросил Трегубец.

–  Да он соучредитель одной из московских фирм, теневой, конечно. И занимаются они его любимым делом: антикварной торговлей, изготовлением копийной мебели. Насчет прибыли этой фирмы не скажу, сам не интересовался. Но дело законное, по всем бумагам проходит.

–  Выходит, и в Москве он бывает?

–  Редко, в последнее время редко. Да что тебе в нем?

–  Да видишь

ли, фигурант один мой с ним связался, да и попал как кур в ощип, потому что ходы к Илье Андреевичу не только у моего фигуранта были, а и у какого-то человека посерьезней, каковой за подопечным моим активнейшую охоту устроил. Вот я и хочу выяснить, кто же этот таинственный инкогнито, что с такой легкостью убийц наряжает, и нет от него ни в Москве, ни в Петербурге, ни за кордоном никакого спасения.

–  Ну, - ответил Пакин, - таких сейчас хоть пруд пруди.

–  Не скажи, тут интерес особый, с искусством связанный.

–  Это уже теплее, - сказал Дмитрий Владимирович.
– Хорошо. Как обещал, через три дня попытаюсь. Позвони мне на работу. Но учти: все чисто по-дружески, никаких официальных сводок.

–  Понимаю, не маленький, - ответил Трегубец.
– Ну что, подадут нам когда-нибудь горячее или нет?

И, словно услышав его слова, из кухни появился веселый круглолицый официант и, водрузив перед приятелями тарелки с ухой, пожелал им приятного аппетита и исчез где-то в недрах подсобных помещений ресторана.

Трегубец и Пакин посидели вместе где-то около часа, поговорили о том о сем, посетовали немного на возраст, на ухудшающееся здоровье, но к делам больше не возвращались. Они прикончили водочку, заказали кофейку, выпили еще по пятьдесят «Наири» и расстались, захмелевшие и довольные друг другом.

На второй день пребывания в квартире Люси Сорин наконец нашел выход из тупиковой ситуации.

–  Знаешь что, обратился он к своей подруге, - я придумал вариант страховки, о котором ты говорила.

–  Любопытно, - сказала девушка.

–  Ты предложила записать картины. Можешь это сделать быстро?

–  В течение двух дней - легко.

–  Замечательно, это меня устраивает.

–  А к чему такая спешка?

–  Понимаешь, срок моей визы истекает. Пора бы подумать о возвращении на родину. Ты когда-нибудь была в Москве?

–  Честно говоря, нет. И вообще не испытывала такого желания.

–  Ну, так испытай, - сказал Андрей.
– В отличие от тебя выехать напрямую в Берлин из Лондона я не могу, а отпускать тебя одну не хочу. Поэтому единственный выход из нашей с тобой ситуации - это совместное возвращение в Москву. Как тебе такой план?

–  А как тебе?
– спросила Люси.

–  Картины поедут вместе с нами как твои авторские работы. Будем считать, что ты едешь в Москву на переговоры о выставке. Для порядка захватишь с собой несколько собственных произведений.

–  Ну, хорошо, - сказала девушка, быстро оценив ситуацию, - мы приезжаем в Россию. И что дальше?

–  Дальше - посмотрим. Думаю, что все будет довольно просто. Через какое-нибудь турагентство у нас, в Москве, я оформлю себе путешествие в Берлин, а ты полетишь самостоятельно. Никому ведь не интересно, куда летит молодая англичанка: домой или в Зимбабве.