Цена Шагала
Шрифт:
– Думаю, ты преувеличиваешь, но трудности могут быть, - согласился Сорин.
– В Европе рынок гораздо спокойнее, я бы сказала, демократичнее. Мне кажется, что лучше переехать туда.
– У тебя есть связи?
– спросил Сорин.
– У меня лично нет, но я знаю имена и адреса галеристов, занимающихся русским авангардом.
– Где? В Париже?
– Почему в Париже?
– удивилась Люси.
– Ну, просто я знаю, что большинство русских авангардистов работали в Париже.
– Они могли работать хоть в Африке, - засмеялась девушка.
– Самый большой рынок русского авангарда - в Берлине. Причем в основном держите его вы, русские.
–
– Кто это говорит? Ты только что сегодня убил человека!
– Я?!
– возмутился Сорин.
– Ну, не ты, но из-за тебя. Если мы хорошо подготовимся, у нас все получится.
– А как ты собираешься вывозить картины? Ваша таможня - притча во языцех.
– Ты забыл, мой дорогой, - сказала Люси, - ведь я художник.
– И что из этого следует?
– удивился Андрей.
– Только то, что я могу записать эти холсты.
– Записать?
– Ну да, нанести поверх оригинального изображения - новое. Свое.
– И ничего не будет заметно?
– Ни капельки. Плотный слой краски, и все…
– А картины, я имею в виду настоящие картины, не пострадают?
– Конечно нет. Я даже не буду усердствовать с масляными красками, просто поплотнее зарисую гуашью. Она смывается за полчаса. Мы вывезем твои шедевры как мои авторские произведения, и вывозить их будешь не ты, а я, чтобы не вызвать подозрений.
– Э-э, нет, милая дама, - произнес Сорин, - так дело не пойдет. Твоя хватка, конечно, восхищает меня, но вместе с тем вселяет опасения. Где у меня гарантии, что, записав эти холсты и вывезя их из Великобритании, ты не исчезнешь из поля зрения?
– Правильно мыслишь, - усмехнулась Люси.
– Не скрою, нечто подобное приходило мне в голову, но ведь и ты не глупыш и найдешь способ подстраховаться. Наше дело сейчас - избавиться от Драгана. Быстро ты не сможешь расплатиться с ним, даже если бы очень хотел. А если не сможешь - тебе не поздоровится.
– Да, в этом я почти уверен, - мрачно усмехнулся Сорин.
– Вот видишь! Тогда собирайся: переезжаем из гостиницы.
– Куда? К тебе в сквот?
– Зачем?
– удивилась Люси.
– Ко мне домой.
– У тебя есть дом?
– Конечно! По-твоему, я родилась под забором? Сквот и все эти богемные радости - это так, образ жизни. У меня достаточно хорошая квартирка на Сент Джонс Вуд. А главное ее достоинство в том, что о ней не знает никто.
– Даже Драган?
– Тем более Драган, - сказала Люси.
– Зачем посвящать случайных людей в свои жилищные проблемы.
– А я, выходит, не случайный человек?
– Человек, в руках которого находятся несколько миллионов долларов, не может быть случайным. Собирайся.
Еще раз восхитившись хитрости и уму своей случайной возлюбленной, Андрей принялся собираться.
Первые признаки беспокойства Геннадий Андреевич ощутил где-то около пяти вечера. Всегда гордившийся своей выдержкой, он старался гнать от себя неожиданно возникшие нехорошие предчувствия и с раздражением поглядывал на молчащий мобильный телефон. Он налил себе виски, закурил сигару, поудобнее устроился в кресле и, позвякивая кубиками льда в стакане, постарался расслабиться, но это удавалось с трудом. Тогда, в надежде чем-нибудь развлечь себя, он открыл коробку с часами для генерала и еще раз внимательно рассмотрел их. Но и это не привнесло покой в его душу. «Черт возьми, - сказал себе Ермилов, - что же все-таки случилось?» С сомнением
Он подождал еще, и, наконец, когда минутная стрелка перевалила через двенадцатую цифру, а часовая подошла к семи, он вновь вызвал своего начальника безопасности. После третьего или четвертого гудка связь была установлена. Однако, услышав голос говорившего, Ермилов похолодел: высокий и резкий мужской голос спросил его по-английски: «Кто говорит?» Какую-то долю секунды Ермилов помедлил, а затем отключился. «Так, - сказал он себе, - Шутова больше нет». Он прекрасно понимал, что, случись даже какая-нибудь небольшая неприятность с полицией, Слава, конечно, нашел бы возможность соединиться с шефом и сказать ему хотя бы два слова, а если и это уже невозможно, то просто отключил бы аппарат. «Значит, этот мальчик из Москвы не так уж прост», - подумал Ермилов. Значит, произошло то, чего он даже не мог себе представить. Значит, Шутов либо убит, либо находится в бессознательном состоянии и потому не может ответить ему напрямую. «Илья, - сказал он себе, - срочно нужен Илья». И дрожащими от волнения пальцами начал набирать номер Кошенова.
Тот отозвался довольно быстро.
– Speaking[9], - сказал он довольно вальяжно.
– Илья, это Ермилов. Что произошло?
– Что произошло?
– с некой издевкой произнес в ответ Илья Андреевич.
– Это я тебя должен спросить, что произошло. Как ты и просил, я полчаса провел в хранении - не представляешь себе, каких усилий мне это стоило, - надеясь на то, что все произойдет так, как мы с тобой и задумали. И что же? В итоге картинок у меня нет. Этот идиот из Москвы и его головорез чуть не убили меня прямо на улице.
– Да бог с ним, Илья, бог с ним. Где картины?
– прервал его Ермилов.
– Ах, тебе еще и картины нужны?
– протянул Кошенов.
– Так вот, должен тебя расстроить: картин у меня больше нет.
– Ты отдал их?
– Естественно! А что же мне еще оставалось делать? Неужели ты хочешь сказать, что картин нет и у тебя?
– Ты думаешь, я стал бы тебе звонить? Все пошло наперекосяк. Я не знаю, где мой помощник.
– Ну, если ты говоришь правду и картин у тебя действительно нет, а твой помощник пребывает в нетях, тогда спешу тебя расстроить: думаю, что и помощника твоего также нет. Я всегда считал, Геннадий, что ты серьезный человек. Видимо, я ошибался.
– Илья, подожди, сейчас не до взаимных упреков. Что ты видел?
– Я ничего не видел, - ответил Кошенов.
– Мы простились неподалеку от хранилища, я пошел в одну сторону, а они - в другую. Неужели ты думаешь, что я стал бы присутствовать при каких-то ваших криминальных разборках?!
– Батюшки, кто же это говорит? Просто какой-то Иоанн Кронштадтский!
– Не поминай святые имена всуе, - прервал Ермилова Кошенов.
– Я, в отличие от вас, милостивый государь, никаких дел с головорезами не имею. Мой бизнес чистый и честный.