Цена твоего молчания
Шрифт:
А уж если быть совсем честной и признаться, наконец, самой себе, из-за чего я действительно так разнервничалась…
Да уж…
Поздно ночью, ворочаясь в кровати от мучавших размышлений, я боролась с желанием встать и пойди в квартиру на этаж выше. Но неопределенность конечной цели этого похода останавливало эффективнее правил приличия.
Поговорить? Так вроде и так все ясно, чего говорить.
Поцеловать, как и было обещано? Еще хуже. Где взять столько смелости, чтобы решиться на такое?
Так ничего и не решив, я промучилась без сна до рассвета, в итоге не выспавшись и с тяжелой
И теперь Леся продолжила меня мучить, словно мне своей совести не хватало!
— Лесь, только ты не начинай, — пробормотала тихо, оглянувшись на лектора, который уже несколько раз бросал в нашу сторону хмурые взгляды, — я и так измучилась вся.
— А чего тут мучиться? — всплеснула она руками и быстро пригнулась, — сама натворила ерунды!
— Натворила, — соглашаюсь я почти шепотом, чуть кивая, — и что теперь делать, а?
— Как что?..
— Чукреева, Романова! — окрик преподавателя заставляет моментально выправиться и повернуть головы. Лекция по философии первой парой всегда была сущим издевательством — половина курса просто спала, а вторая половина тихо занималась своими делами. Алексей Тихонович, грузный пожилой мужчина, обычно не «жестил», но сегодня, видимо, мы перегнули палку.
Договаривать преподаватель не стал, наглядно погрозив нам пальцем.
А мы с Лесей изобразили покаянные взгляды, принявшись черкать ручками в тетрадях, изображая исключительное старание.
Чтобы через пять минут продолжить прервавшийся разговор.
— Настя! — придвинулась ко мне Леся, грозно изогнув брови, — ты должна пойти к нему!
— К кому? — я действительно отвлеклась на лекцию и не услышала слова подруги.
— К черту лысому! — прошипела она, но тут же снова тихо зашептала, — к Владимиру своему!
— Он не мой! — выдала я самый «логичный» и «своевременный» аргумент, но тут же замолкла, когда Леся выразительно мотнула головой.
— Неважно! Это временно! — понимание того, что спорить бесполезно, пришло ко мне быстро, — ты должна пойти к нему!
— Зачем, Лесь?
— Как, зачем? — снова чуть повысила она голос, но тут же опомнилась, — поцеловать, конечно!
— Да не смогу я, как ты не понимаешь! Не смогу! Как представлю, аж руки холодеют!
И снова взгляд преподавателя останавливается на нас двоих. Я тут же изображаю тщательное конспектирование, но подруга вновь отвлекает, толкая локтем в бок.
— А ты руки ему на плечи положи, — хихикнула она, прикрыв рот, — согреешься!
— Леся!
— Ну, что Леся? Сама же обещала! — безжалостно добивает подруга моими же аргументами, — тем более, я уверена, что стоит только начать, а там уже этот Владимир «доделает» все сам.
— У-у-у, — глухо уткнулась я в ладони, не в силах сдержаться…
— Чукреева! — теперь голос Алексея Тихоновича не в пример строже и недовольнее. И ближе, — Романова!! Я вас предупреждал! Если вам так не терпится поделиться мыслями по поводу философии, я с удовольствием предоставлю вам такую возможность! Завтра, на практику, принесете мне по реферату на тему «Философия общества. Свобода и ответственность личности». Проверю лично!
Твою ж мать!
Я едва не выругалась вслух, последний момент сдержавшись. Сегодня вечером я работала, расходы на
Черт бы подрал этого Владимира!!
После разговора с Лесей все стало еще хуже. Теперь ни о чем другом, кроме несостоявшегося поцелуя, мук совести и перспективе выполнения обещания думать вообще не могла. Настроение скакало от депрессивного до злобно-агрессивного, заставляя попеременно то жалеть себя, то на саму же себя и злиться, срываясь на окружающих. В итоге, к концу дня одногруппники предусмотрительно держались на расстоянии, Леська молчаливо сверлила осуждающим взглядом, а из всего учебного процесса я не запомнила ровным счетом ничего.
Рассматривая студентов в коридорах, я надеялась и, одновременно, боялась увидеть знакомый силуэт. Умом понимала, что шансов на это практически нет — занятия у старших курсов шли преимущественно на базе больниц и поликлиник, но расслабиться не получалось. Я даже в окно выглядывала несколько раз, высматривая знакомый мотоцикл…
Дура!
В итоге из универа вылетела, как ошпаренная. Мне просто необходимо было расслабиться и отвлечься, и физическая нагрузка виделась самым оптимальным способом. В целом, этот вариант сработал — после огромного крюка пешком по городу действительно стало полегче. Кровь «перетекла» в ноги, уменьшив активность мозга, и я смогла, наконец, переключиться на текущие дела.
Прогулка заняла больше двух часов, поэтому, когда зашла домой, до работы оставалось всего ничего. Успев сделать часть домашней работы на завтра, я закинула сумку на плечо и, на автомате запрыгивая в кроссы, поморщилась. Мимолетный взгляд в сторону кухни «выхватил» мать, расставляющую тарелки с какой-то едой, и две бутылки с прозрачной жидкостью со знакомыми этикетками.
Возвращение домой окрасилось в серо-черные тона. Оставалось надеяться, что сегодня мне удастся проскользнуть в комнату незаметно, а чужие руки не будут пытаться схватить за одежду в попытке уговорить составить компанию собравшимся. Впрочем, мать после последней нашей ссоры со мной по-прежнему не разговаривала, делая вид, что я пустое место, так что надежда вполне могла оправдаться.
Полы драила с тщательностью полировочной машинки, вымещая остатки эмоций. Даже дыру на тряпке протерла, не рассчитав силы. Чуть истерично посмеявшись, я немного задержалась после того, как последняя грязь исчезла со старого мрамора — приняла душ, воспользовавшись раздевалкой для спортсменок. Работа в этом плане здорово выручала — шарахаться по квартире, в которой пьют не только женщины, но и мужики…в общем, чувство самосохранения у меня работало в этом плане безотказно.
Дорога домой заняла двадцать минут быстрым шагом, в течение которых я снова отчитывала саму себя. На этот раз главным героем был другой член знакомого мне семейства, но легче от этого не становилось. И аргумента в виде сломавшегося телефона теперь у меня не было, а Пашке все равно не позвонила, несмотря на его заверения, что ему совершенно не внапряг меня встретить с работы. И теперь, шарахаясь от любой тени в тревожной темноте городских улиц, я в очередной раз клятвенно обещала самой себе исправиться…