Цена высшему образованию
Шрифт:
А на пляже...на пляже все раздеваются. Тащите своих невест на пляж, где проходят своего рода смотрины, особенно женского пола, к которому предъявляются самые высокие требования: чтоб и лицо и фигура, особенно фигура, были красивы.
Мы устроились у самого берега Днепра, нашли место на двоих. Но мне казалось, что на пляже, кроме нас с Розой никого нет, и я даже не заметил, как солнце стало клониться к горизонту, а те, кто был вокруг нас, начали покидать пляж. Когда уже пляж опустел, я ждал, что Роза скажет: пора по домам. Но Роза молчала. Она осмотрелась и сняла лифчик. Два шикарных шара
– Роза, мое божество! как ты красива!
– запел я соловьем.
– Перекусим?
– спросила она.
– Я хочу совсем другой пищи. Я только прикоснусь к ним, - И я тут же впился жаркими губами в торчащие соски. Она обвила мою голову руками, затем отодвинулась и впилась в мои губы. Я совершенно потерялся, я даже Розу перестал видеть, меня звало ее лоно с такой силой, что сопротивляться было бесполезно.
– Я вижу: ты так нетерпелив, - сказала она, и ее личико было совершенно спокойно.
– Честно признаться, я этому рада. Я тебе подарю то, что тебе не сможет подарить ни одна женщина. А подожди, я сниму и это, - произнесла она, снимая миниатюрные, шелковые трусики.
– Тебе нравится то, что ниже пупка? Можешь погладить эти кудряшки. Когда они вспыхнут огнем, тогда, о...тогда я сама тебя изнасилую.
Я почти не помню, что было дальше, потому что было все так необычно. И самой вкусной пищей на земле я не мог насытиться, не мог погасить огонь, который зажгла во мне Роза.
Когда мы оба испепелились настолько, что от нас остались только веревки, Роза поднялась первая и в костюме Евы бросилась в воду. Я последовал за ней. Мы накупались вдоволь, а затем бегали по пляжу, как Адам и Ева, но я больше стеснялся Розы, чем она меня. Но так как она все время убегала от меня, я видел только ее спину. Поймать ее было практически невозможно. Она поняла это и спряталась за кустом. Я подкрался, поймал, схватил на руки, покружился немного и бережно положил ее на теплый песок.
– Ах ты, петушок мой милый! поймал свою курочку, а теперь топчи ее, - сказала она и сама повернулась на спину. Но, увы, я понял, что от меня толку мало.
– Ну, иди, что медлишь? А, ты устал. Это я виновата, измучила тебя. Я сейчас реабилитируюсь: слегка поглажу, и он оживет, ты только не думай ни о чем, думай только о том, что я тебя люблю и что я вся твоя. Сейчас, милый, сейчас. Сейчас тебе будет хорошо, очень хорошо. Ложись на спину. Я приму его, как только он оживет. Там ему будет лучше.
Мягкой ладошкой она едва коснулась спящего змия, который тут же вспыхнул как спичка и затвердел.
Экая прелесть, - сказала она, не отрывая глаз.
– Вот он уже мучается. Нет, нельзя его так оставить. Ты всегда содержи его в чистоте, не дари его женщинам дурного поведения, которые могут наградить тебя любой болезнью и тогда... его можно целовать и сосать как самую сладкую конфетку. А пока пусть он сражается с моей... , она тоже не дура...ждет этого сражения.
***
Всю ночь, как голодные звери мы пожирали друг друга и оставались целыми, а к утру наши силы иссякли. Мы вздремнули, а когда солнце поднялось и стало жарко, стали собирать свои вещи.
– Никогда не думал, что женщина может быть такой сладкой, что с ней можно испытать нечто неземное. Ты...я люблю тебя всю, каждую черточку твою люблю, я никогда
Я смотрел на нее как зачарованный. Она была пропорционально сложена, слегка упитана, но не толста и от тела ее исходил приятный запах неведомых мне духов. Ниже пупка четко выделялся бугорок, который теперь принадлежал только мне, и эти два шара и эти пухлые губы, и эти голубые глаза. "Боже, благодарю тебя, что ты создал женщину на земле. Ты сделал ее такой совершенной, ты ей так много дал, она не только яблоко раздора, но и плод усмирения нашей гордыни, источник радости и любви к жизни!", думал я, уронив ей голову на грудь.
– Мой милый Ленский! я думаю, что никто тебя не застрелит на дуэли из-за меня. У тебя такие печальные и красивые глаза, все за них отдать можно! Поцелуй меня еще! я хочу целоваться с тобой все время. У меня никогда раньше не было такой ситуации, чтобы я с парнем так быстро, так скоропалительно сошлась. Ты меня, видать, приворожил.
– Да, да, я волшебник, я сделаю так, что ты навсегда останешься со мной, несмотря на мою бедность.
– Самое большое богатство- это человек, он дороже всех остальных богатств на земле.
У тебя очень красивая фигура, ты вылитая Афродита, я просто полюбуюсь тобой, как обнаженной Махой. Не думай, что во мне живет только мужчина, и я не умею контролировать свои действия. Я сейчас вернусь, не уходи никуда.
А куда мне уходить?
Я встал, прошелся по пляжу. Нигде ни души. Я вернулся обратно: боялся, чтобы кто-то не похитил мое сокровище, или чтобы она сама не убежала от меня.
А Роза лежала так же, в чем мать родила, прикрыв свои потайные места полотенцем. Я медленно начал стаскивать полотенце и передо мною открылся самый прекрасный цветок на земле, к которому я опять боялся прикоснуться, и застыл перед ним, стоя на коленях. Я испытывал неясное, неведомое чувство блаженства и удовлетворения, не имеющее ничего общего с сексом. Она лежала, соединив стройные ноги и уронив руки на бедра, глядела в небо, словно в зеркало, любуясь собой. Легкая улыбка скользнула по ее нежным губам, она повернула голову ко мне и в каком-то восторге стала разглядывать меня, потом взяла мою руку и положила к себе на грудь.
– Ну, иди ко мне, милый, - произнесла она слабым голосом.
– Что ты томишься? Поцелуй мою грудь, она принадлежит только тебе. Мне кажется, я родилась и выросла для тебя и то, что у меня там внизу, куда ты снова впился голодным взглядом, я тоже берегла для тебя, оно тоже твое, возьми все, наслаждайся им, сколько хочешь. Так Бог сотворил нас, чтобы мы приносили радость друг другу. Ты на меня смотришь с восторгом, и я хочу на тебя посмотреть, не стесняйся меня. Дай мне посмотреть на тебя, как мать на тебя смотрела, когда ты был совсем маленький. Все что у тебя есть, тоже прекрасно и великолепно. Нет в человеке ничего такого, чего он должен стыдиться, стесняться, особенно если люди вдвоем и нравятся друг другу. Мы просто немного дикари и потому жеманимся, но совершаем свои потребности в темноте, накрывшись ватным одеялом, не сняв себя одежды, и получается просто случка как у животных.