Цена высшему образованию
Шрифт:
Лошадьми правил дед Карась Иванович в грязной бараньей шапке и старой военной куртке на меху.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– спросил я его.
– Урожай убран, посевная закончилась. Что делают сейчас колхозники?
– Как что? водку жрут, ядрена вошь. А чо ишшо делать?
– Свою или магазинную?
– Конечно, свою, а то, как же!
– Магазинная лучше.
– Да ты что, милок? да где ж денег взять на магазинную, сами гоним. Пойдешь вечерком, пшенички колхозной насобираешь, заквасишь, и вари, сколько хошь, сама текет, родная.
–
– А чего жалеть-то? Вон она гниет, шиферным листом даже не прикрыта, сам видишь, да мыши ее грызут вволю, соревнуясь с птицами. С таким трудом собрали, а хранить негде и увозить никто не желает. Собрали, свезли, ссыпали в одно место, отчитались, а дальше - хоть трава не расти: никому ничего не надо. Сталина надо возвращать. Зря его раскритиковали. Тогда порядок был. Нашего брата лупить надо как старую клячу, которая воз тянуть не хочет, особенно если брюхо полное.
– Он потянул лошадей кнутом по крупу, да так сильно, что лошади рванули прямо в лужу, куда мы чуть не опрокинулись. На одном из сельских клубов с разбитой вывеской висело объявление: "Внимание! Сегодня в 18-00 в нашем клубе - Лекция на тему: "Любовь и дружба промежду Ильичом и Наденькой Крупской". Лектор Елисеев из обкома партии. Вход- бесплатный. Опосля - танцы под гармошку. Да здравствует коммунизм"!
Солнце уже клонилось к закату, когда мы приехали в Коммунарку, деревню, где висело это объявление. Из Коммунарки у нас учился один студент Коля Мякота, известный теперь на всю деревню. В прошлом году, в сентябре месяце, мы работали в колхозе, и я жил в этой семье.
Сестричке Коли было тогда пятнадцать лет, она созревала, как южный сладкий плод, бедра округлились, огонь появился во взгляде. Интересно, как она выглядит сейчас, подумал я.
– Надоть на ночлег вам устроиться, - сказал Карась Иванович.
– Могет, к молодке какой, а?
– Я не по этой части, - сказал я.
– У меня в этом селе знакомая семя Мякоты, там я и буду ночевать.
– Ну, там девка - кровь с молоком, совсем неплохо.
– Она работает?
– А то, как же? дояркой в колхозе. Наш председатель к ней прицеливается. Он уж всех молодок перепробовал, крепкий мужик. Пёс, и мою дочку испортил. Устроил ее, правда, потом в город на работу. Там ей операцию сделали, ребятенка извлекли... , а вот и хата Мякоты.
– Тогда я здесь сойду, - сказал я.
Хозяйка, Мария Ивановна, была одна дома и очень мне обрадовалась. Они жили бедно. Последнюю корову отобрали, а другой живности около дома никакой, шаром покати, ни за что не зацепишь. Дочка Люся в колхозе дояркой, сын Коля учится, отец помер недавно.
– А Коля где?
– Коля в колхозе пашет, свинарник строит. Надо что-то подзаработать к стипендии, которая так скудна, - сказала Мария Ивановна, тяжело вздыхая.
– Мария Ивановна, я у вас буду ночевать, вы не возражаете?
– А где же тебе еще ночевать, как не у нас? Небось, голоден, как мой Коля?
– Я пойду, хлеб куплю, а вы чайку согрейте.
– А где ты хлеб купишь? Хлеб привозят дважды в неделю на гусеничном тракторе и то черствый.
***
К восемнадцати часам я уже был в клубе. На скрипучих стульях сидело три человека - комсорг, одна учетчица и уборщица.
– Вы первый лектор, который пришел, не опоздав ни на одну минуту. Молодежь соберется минут через сорок, не раньше.
– Что ж! тогда вы расскажите мне, какие формы комсомольской работы наиболее популярны среди ваших комсомольцев.
Комсорг Маланья достала план комсомольской работы, в котором значилось строительство свиноферм, изучение жизни Ильича, надоев молока от каждой коровы. И количество сбора пшеницы с одного гектара.
– Похвально, похвально, - сказал я.
– Видно, что комсомольская организация работает над осуществлением задач, определенных 21 съездом КПСС. Только почему ничего не сказано про кукурузу?
– А точно, - сказала Маланья.
– Спасибо, что подсказали, я сейчас же внесу коррективы в перспективный план, и мы утвердим это на бюро. Я так и пишу: увеличить посевную кукурузы до двух тысяч гектаров в будущем году и собрать самый высокий урожай в мире, чтобы догнать и перегнать...кузькину мать.
– Точно. И еще добавьте: перейти к коммунистическому принципу распределения в 1980 году, - сказал я.
– О, это у нас в плане записано, посмотрите: построить коммунизм полностью и окончательно. Вывесить портреты Ильича в каждой семье, а маленькие портреты носить на груди, или за пазухой.
– А дороги?
– Дороги? при коммунизме их и построим!
– А как на счет атеизма?
– Атеизма? это про неверие в Бога что ли? Мы и так кричим на кожном собрании: Бога нет, Бога нет! А люди смеются и говорят: зачем вы нам про Бога песни поете, мы и так не верим. Для нас Бог - Ленин. Правда есть и отсталые элементы: крестятся, а некоторые даже крестики на груди носят. Таких мы прорабатываем вплоть до исключения из коцомола.
Мы вынуждены были прервать интересную беседу, потому что комсомольцы стали активно собираться в зале с папиросами в зубах и бутылкой в кармане, громко разговаривали, употребляя нецензурные словечки. Все они были в резиновых сапогах с высокими голенищами, в шапках- ушанках из козьего и заячьего меха с не завязанными тесемочками наверху, а девушки в подпоясанных бушлатах. Кто ковырялся в зубах, кто в носу, а мальчишки курили табак - самосад, от которого исходил ядреный запах, и все без разрешения плевали на пол.
– Маланья, приведите аудиторию в состоянии боевой готовности. Пусть перестанут ругаться матом, плевать на пол, ковыряться в зубах и громко разговаривать, а там, в левом углу, смотрите, парень уже залез девочке под юбку и она верещит, то ли от радости, то ли от стыда, - приказал я Маланье тоном начальника высокого ранга.
– Эй, молодые ленинцы! встать, смирно! Не разговаривать, под юбки комсомолкам не забираться, на пол не плевать, дым изо рта не выпускать, а кто набил брюхо гороховым супом, пересядьте на задние ряды, живо!