Цена. Выбор

Алибеков Жан

Та тётка чуть не упала, повернулась, бешеными глазами на Инну смотрит и говорит: «А ещё чего хочет сыночек?..»

Инна постояла, послушала и говорит: «Котёнка принесите домой, рыженького, он вчера весь вечер у двери мяукал, а вы его к мусорке отнесли. Вот найдите теперь и к себе возьмите!»

Тётка чуть в обморок не грохнулась. «А как он там, сыночек мой?» – спрашивает и на Инку так смотрит, как будто проглотит сейчас. А Инна, я прямо не узнал её, стоит такая, как ни в чём не бывало, и говорит: «Трудно ему там, потому что мать у него приставучая и цепкая. Крепко

вы в него впились, не оторвёшь. Он и мается!»

Нет, ты представляешь, Оль, я сам обалдел, я никогда не слышал, чтобы Инка так разговаривала – связно и понятно! Я чуть с ума не сошёл. Что это было?

Толик остановил машину у обочины, и они с Ольгой уставились на Инну, которая тихо дремала на заднем сиденье.

– Ты знаешь, Оля, она так разумно с этой тёткой говорила, что я даже подумал: а с чего это мы вполне нормальную женщину в застенках держим, да ещё и на транквилизаторах, а?

Ольга отвернулась и уставилась прямо перед собой.

– Толик, я пока не пойму, что происходит – со мной, с Инкой… Завтра поеду с этими тётками, сама всё посмотрю и тебе позвоню, обсудим, что дальше делать.

Тут Инна встрепенулась на заднем сиденье и, чётко, ясно выговаривая каждое слово, сказала:

– Оля, мы должны помочь одному человеку. Я должна помочь ему. Его надо найти. Эти женщины помогут. – Ольга повернулась было к сестре, но слова её повисли в воздухе, потому что Инна снова закрыла глаза и крепко уснула.

– Да что же такое происходит, чёрт возьми! – Ольга схватилась за голову.

– Спокойно, Олькин, разберёмся. Жаль, я завтра не могу с вами поехать, у меня приёмный день и дежурство. Пациентов мог бы распихать, а вот от дежурства не отверчусь, некого просить заменить. Элла болеет, Улан в отпуске…

– Толик, не переживай, я в порядке, съездим с Инной сами.

* * *

После знакомства с Гульназиёй и Галиной прошло три дня, но Ольга по-прежнему ничего не понимала, и вопросов у неё было больше, чем ответов. Вот и сегодня Гульназия привезла их с Инной к ещё одной несчастной, потерявшей своего сына.

Мадина – так звали эту женщину, с любопытством разглядывала Инну, которая с кротким и безмятежным видом сидела напротив. Блаженный взор её блуждал по гостиной, задерживаясь то на затейливом узоре обоев, то на каминной решётке, то на картинах над диваном.

Мадина, не сводя с Инны глаз, тихо спросила у Ольги:

– А вы пробовали разобраться с этим даром вашей сестры?

– Да нет у неё никакого дара, – ответила Ольга устало. – Инна психически больна, с пятнадцати лет. Она под постоянным наблюдением врачей, время от времени её кладут в психушку, я регулярно колю ей успокоительное. И мне не понятен тот ажиотаж, который вы и ваши подруги устроили вокруг Инны. Мне своего дурдома хватает, нет у меня сил на другое.

Мадина резко развернулась к Ольге:

– Послушайте, ну так мы же и предлагаем вам помощь. И Галя, и я, да любая из наших женщин с удовольствием возьмёт к себе вашу сестру, будет опекать её, заботиться, носить на руках! Почему вы отказываетесь?

Ольга помолчала.

–

Понимаете, мне жаль вас, я очень сочувствую вам, вашим подругам, вы потеряли самое дорогое, что может быть, – ваших детей, сыновей. Ваше желание вернуть их тоже мне понятно. Хотя желание это иррациональное, никак не связано с реальностью… Но поймите и вы: я чувствую во всём этом… неправильность, что ли. Причём какую-то пугающую неправильность. Я тоже не могла долго отпустить своего отца, сопротивлялась его смерти, хотела верить, что он жив, и в итоге пропустила всю свою жизнь. Может, и душе его навредила тем, что держала вот так на привязи.

– Ольга! – Мадина умоляюще сложила ладони. – Ольга, послушайте меня: мой мальчик, мой сын, моя гордость, талантливый, умный, красивый, утонул в реке. Нам сказали: роковая случайность, сильное течение, водоворот. А я не могу смириться, он прекрасно плавал!

Я хочу знать, что случилось с ним, неужели что-то или кто-то стали причиной? Может, кто-то убил моего сына? Я не могу найти виновного и отомстить. Там, в той поездке, были все его друзья, девушка, у них такая компания была… все – дети богатых и известных родителей, понимаете?

Всё кончилось для меня с его смертью, я не могу отпустить его, как же я буду жить дальше? Зачем? У меня нет ни сил, ни желания жить, но убить себя не могу, нет, вот это неправильно. Я, пока не умру, буду жить с мыслями о моём сыне, с памятью о нём, и я хочу с ним общаться, разговаривать.

И такое возможно, я знаю, я много чего прочитала, многое изучила. Есть люди, медиумы, они легко входят в контакт с потусторонним миром, и ваша сестра – она такая, понимаете? Она когда о Нурали говорит, такие подробности выдаёт, которые выдумать невозможно.

Ольга кивнула, она уже слышала об этом сто раз. Её очень тяготило то, что она увязла в этом кругу несчастных женщин, потерявших своих сыновей, переживших их и так и не нашедших после их смерти никакого смысла в жизни. Да, смерть близких – это самое страшное событие в жизни людей. Но не страшнее ли долгие-долгие годы жить потом только с мыслями об их смерти?

«Нет-нет, не хочу даже вспоминать об этом, не хочу!» – ужаснулась Ольга.

Мадина, видимо, поняв, что с ней творится что-то неладное, предложила выпить вдвоём чаю.

– А Инночка пусть отдохнёт, – обронила Мадина заботливо.

Они пошли на кухню, и там Мадина положила на стол перед Ольгой увесистый конверт:

– Ольга, здесь деньги, пожалуйста, не отказывайтесь от них и не отказывайте нам в вашей дружбе. Ваша сестра чрезвычайно важна для нас, и заметьте, мы ей тоже нужны: она чувствует себя хорошо, она спокойна, не кричит и не мечется больше. Пожалуйста, позвольте ей и дальше приходить к нам, на наши встречи.

Ольга посмотрела на конверт. Она всегда жила скромно, без лишних трат, денег хватало впритык от зарплаты до зарплаты, и этот пухлый конверт соблазнял её. Но она не могла взять его, именно потому не могла, что была в этом неправильность, необъяснимая и очень значимая. Нельзя было сделку заключать, нельзя! Ох, чует сердце: недоброе дело затеяли эти женщины, недоброе…