Цена
Шрифт:
Тут я понял, что очень проголодался, и отправился на кухню исследовать недра холодильника. Мими и Лоло, симпатяги и кокетки, побежали за мной, зная, что самые лакомые кусочки, конечно же, достанутся им.
Марьям поставила овощную лазанью в духовку, завела таймер и подошла к окну. Из гостиной доносился голос Венеры Булатовны, она болтала по телефону со своей лучшей подругой, Зариной. Женщины договаривались о встрече в клубе аргентинского танго, куда ходили два раза в неделю, обсуждали последнюю милонгу, сплетничали о какой-то Марине, которая совсем не умеет одеваться, да и страсти в ней для танго ну совершенно
– Так слушай, Заринка, он мне говорит, что и родить могу, и усыновить могу, нет разницы, все хорошо будет, – донесся до Марьям голос Венеры, и Марьям удивилась, что они об одном и том же.
– Слушай, ну я понимаю, ты не веришь, но вот посмотрим, я и сама скептик, однако тут… Я поверила, и не от отчаяния, а оттого, что совсем по-другому стала чувствовать себя… И знаешь, – Венера чуть понизила голос, – я теперь молюсь и утром, и вечером, перед сном.
Марьям, уже не стесняясь, прислушивалась, это совпадение ее мыслей и откровений Венеры ее заинтриговало. Почему-то ей стало очень важно узнать, о ком же говорит Венера.
– Так вот, я бы рекомендовала тебе сходить к нему. Ведь ты мучаешься и страдаешь, и ответов на свои вопросы найти не можешь. Поговори с ним, у него точно дар, тут не поспоришь, он уже стольким помог, – Венера, горячо убеждая подругу, заговорила уже во весь голос и вдруг, подняв глаза, увидела в дверном проеме Марьям. Та пристально смотрела на нее. Венера подумала, что что-то случилось, и распрощалась с Зариной, пообещав перезвонить позже.
– Маша, дорогая, что стряслось? – обеспокоенно спросила Венера. – На вас лица нет. Проходите, садитесь, что такое?
Марьям не сдвинулась с места и глухим голосом, не глядя в глаза Венере, спросила:
– А вы о ком сейчас говорили? Кто может помочь? Кто уже помог многим?
Венера даже растерялась, она вдруг поняла, что Марьям уже давно ходит сама не своя, что не поет больше на кухне, когда готовит большой ужин для гостей Венеры, что почти не улыбается по утрам, когда Венера встречает ее у дверей.
– Марьям, да что с вами такое? Что происходит, рассказывайте, рассказывайте немедленно! – Венера усадила Марьям на диван и присела рядом.
И опять Марьям не смогла рассказать о Богданчике, не смогла – и все тут.
А рассказала – про Янку, про то, как дочь, по всей видимости, связалась с дурной компанией, и что пропадет девка почем зря. На Марьям она вообще внимания не обращает, словно и не мать она ей, а так, невесть кто. А Марьям не может спокойно смотреть на то, как пропадает ее дочь, только не знает, что делать и к кому пойти. И она случайно услышала разговор Венеры, и как зацепило ее: а вдруг этот человек и ей поможет?
– Дайте телефон,
– Конечно, Марьям, конечно, – Венера вдруг поняла, что Марьям для нее не просто домработница и кондитер в ее кафе, Марьям для нее очень родной человек. Только вот не знает Венера, как Марьям к ней относится. «Господи, о чем я думаю», – спохватилась Венера, нашла визитку в сумке и дала Марьям.
– Видите, там телефон подчеркнут? Это телефон его ассистентки, позвоните ей, она обсудит с Жаном день и время встречи и вам сообщит.
Венера помолчала и продолжила:
– Марьям, я понимаю, что могу задеть вас, только прошу, поймите меня правильно и не сердитесь. Я очень хочу вам помочь, но не знаю как. У меня есть только один реальный способ – деньги. Прошу вас, не отказывайтесь, я не буду предлагать много, чтобы вы не считали себя обязанной мне, но прошу вас, в случае экстренных расходов или денежных проблем обращайтесь ко мне без сомнений, договорились?
Марьям внимательно посмотрела на Венеру, словно пытаясь убедиться в ее искренности, и согласно кивнула. Визитку с контактами она крепко зажала в руке.
Яна внимательно разглядывала спящего Али. Она хотела разбудить его, однако медлила.
Их странная дружба, именно дружба, без всяких интимностей, была очень важна для нее, и Али был важен. Именно поэтому не могла она спокойно наблюдать, как этот очень умный и очень талантливый человек старательно и планомерно пробивал себе путь на «темную сторону». Какая-то сидела в нем убежденность, что на «светлой стороне» богатым и знаменитым не станешь, наоборот, в страданиях и бедности будешь свой талант воплощать и знаменитым только после смерти станешь, а вот тот, кто на «темную сторону» перейдет, у того все как надо будет. И примеры всякие приводил, доказывая Янке, что только те, кто «продал душу дьяволу», смогли в этой жизни обрести и славу, и деньги. Янка очень пожалела, что у нее нет высшего образования, какого-нибудь философского, чтобы объяснить этому славному дурачку, что нет ни темной, ни светлой стороны. Что добро и зло – суть две стороны одной медали, и что не надо совершать специально какие-то обряды, чтобы стать святым или адептом зла. Все это игрища смешные, нелепые, и ведут только к одному: заигравшись, забываешь о балансе и валишься, неважно куда, в рай или ад, только ты уже списан со счетов. Ты не интересен более.
Жарься на сковороде, блаженствуй в вечном «ничто», наслаждайся поцелуями гурий – ты не интересен, ты остановился в развитии. Важен тот, кто балансирует на грани, канатоходец над бездной, идущий медленно и осознанно во тьму. Он не знает, куда идет, впереди – тьма, и под ним – тьма… И позади – тоже тьма. Его задача – сохранять баланс, равновесие, чувствовать жесткий канат под босыми ступнями, ощущать капли пота на усталой спине, контролировать дрожь в руках, следить за дыханием и радоваться тому, что сделан еще шаг.
Янка не то чтобы так ясно все это понимала, но понимала, а пересказать не могла. Это знание было в ней, но не для передачи, даже для нее самой оно было уже бесполезно, потому что у нее-то перевес уже был. Пусть не ее, пусть бабкин, но был. Она уже летела в бездну, она уже была в ней, ее нельзя было спасти, ее списали.
Иногда она вскипала от злости, потому что бабка взяла и вот так распорядилась ими всеми, взяла и решила за нее, за Богданчика, за мать и Тимура. И за тех, кто должен был родиться у нее, у Богданчика, у Тимура…