Центр роста

Смирнов Алексей Константинович

–  Вы напрасно закрепляете победоносный гештальт, - закричал он, имея в виду О’Шипки.
– Чему вы радуетесь, осел? Если бы вы знали!

–  Чего же я, по-вашему, не знаю, господин Ядрошников?
– мягко спросил О’Шипки.
– Продолжайте, раз начали.

–  Поздно, поздно!

Директор воздел руки и чуть ли не бегом покинул скорбную комнату.

–  Догнать его?
– быстро спросил Ахилл.

–  Пустое, бросьте. К чему? Он сделал свое дело. Все, что нам нужно - не поддаваться панике и постараться его упредить. Обещайте мне, Ахилл, что если вам с Пироговым придет в голову какая-нибудь идея, то вы непременно

поделитесь со мной. И если что-нибудь узнаете - тоже. Мы обречены объединиться, я вам доверился и жду от вас того же. По рукам?

–  По рукам, - с жаром согласился Ахилл, пожимая ему руку. Казалось, будто новость, которую прошептал ему О’Шипки, сняла с него тяжкий груз. Он был счастлив приобрести союзника, пускай и ненадежного, подозрительного, поскольку от Аромата, несмотря на блестящий эндшпиль, толку было немного.

Глава двадцатая, в которой Ахилл делает ход

Немного толку было и в пустопорожних разговорах, а потому решили перейти к действиям. Выбор здесь был небогат, и последние свелись к тому, что морозильная камера пополнилась новыми постояльцами. После этого вымыли руки и разбрелись по номерам. Утренние события напрочь отбили охоту к занятиям. Ядрошников, хотя он успел отчасти прийти в себя, не настаивал и больше молчал, ежась под колючими взглядами мужчин. Пирогов - сообразив, вероятно, что дело шло о шахматах, в исчезновении которых предположительно участвовал директор - смотрелся из троих самым лютым и глухо урчал всякий раз, когда проходил мимо Ядрошникова, и даже нарочно задевал его то локтем, то плечом; директор терпел.

Когда пробило четыре, Анита, пересиливая себя и сокрушаясь о Мамми, собрала на стол, но старалась зря, обед не состоялся. Обитатели замка дружно занедужили и отказались есть, вполне правдоподобно сославшись на отсутствие аппетита. Гнетущая тишина, которая воцарилась в Центре, стала невыносимой, и директор пошел на волевое решение. Он отправился в рубку, включил внутреннюю трансляцию, и замок наполнила музыка. К репертуару Ядрошников подошел со знанием дела, и в галереях гремели произведения почти что траурные, но с некоторым проблеском надежды и оптимизма, лишний раз напоминая жильцам о задачах и целях Центра. Чем ближе был вечер, тем радостнее делалась музыка; классические трубы и скрипки сменились холодным джазом, а после - робкими, но уже достаточно бодрыми композициями в стиле рок.

К ужину директор совершенно оправился и, когда О’Шипки, у которого тоже засосало в животе, спустился в обеденную залу, тот сидел в одиночестве во главе стола, окруженный тяжелыми супницами и толстыми свечами. Он отказался от шведских вывертов и важно восседал, похожий на солидного хозяина родового поместья. Анита отделилась от теней и предложила вошедшему стул с высокой спинкой. О’Шипки сел, заложил салфетку, взял вилку и нож.

–  Отведайте раков, - пригласил директор, приподнимая крышку и нюхая пар.
– Простите за осла.

–  Давно простил, - отозвался О’Шипки, накладывая себе полную тарелку раков.
– Ведь я расту, - добавил он не без сарказма.

Ядрошников всосался в красное мясо и смерил О’Шипки оценивающим взглядом.

–  Да, мальчик мой, вы возмужали, - неожиданно согласился он.
– Ешьте, не стесняйтесь, вам нужен белок. Анита!
– позвал он елейным голосом.
–

Вольно же вам бегать да прислуживать - садитесь с нами, покушайте, вам тоже нужен белок. Белок - это Слово, - директор вытер губы и отпил из фужера.

Анита присела напротив О’Шипки и положила себе крохотный кусочек клешни. Ядрошников даже не шевельнулся.

–  Я против церемоний, - объяснил он агенту, заметив непонимание.
– Я уже стар, чтобы ухаживать за молоденькими женщинами. Если хотите, пересаживайтесь на мое место и берите дело в свои руки.

–  Мне ничего не нужно, - чуть слышно сказала Анита.

–  Разумеется, - директор сосредоточенно пошарил вилкой в очередной посудине, вылавливая нежинский огурчик.
– Кроме белка. В нем - главная сила, генетическая информация, Слово. А мы с вами - набор этих Слов.

–  Надо ли понимать вас так, что начался урок?
– осведомился О’Шипки, отправляя полрака в рот.
– Или вы просто настроены пофилософствовать за пищей?

–  Понимайте как угодно. Я думаю, что «застольная беседа» подойдет больше. Да и какой тут урок, ведь я вас ничему не учу, а просто изрекаю банальные истины. Одна из которых, повторяю, в том, что все мы - Набор Слов, которые в различных комбинациях произносятся одним и тем же неустановленным лицом, миллионы и миллиарды лет. Они рассыпаются, собираются, оформляясь в так называемый молекулярный код, потом рассыпаются снова. О’Шипки, О’Пивки, О’Бъедки, О’Нучи, О’Шметки, О’Грехи, О’Статки, О’Пилки - простите, я для красного Словца, а не в О’Биду. Таинственный болтун ведет бесконечную беседу с самим собой. Я есмь Слово, говорит он. И повторяем за ним: я есмь Слово. Кстати сказать, о словах - прочтите вот это.

Он протянул О’Шипки тетрадный листок.

–  Что это?
– тот отложил вилку и переглянулся с Анитой, которая, чуя новую беду, затаила дыхание.

–  Читайте, читайте!
– Ядрошников хрустнул огурцом.
– А вы, Анита, слушайте музыку. Между прочим, это песни вашего мира. «Красная Десница» маэстро Кейва - какое зловещее звучание, не правда ли? Под стать нашему случаю.

О’Шипки тем временем прочел записку про себя и повторил вслух:

–  «Ваши шахматы - в бойлерной». Что это значит?

–  Обратите внимание на буквы, - посоветовал директор, отбивая пальцами такт.
– Тот же почерк, что и в цыдулках, пришпиленных к близнецам.

–  Где вы это взяли?

–  В номере господина Ахилла, - оскалился Ядрошников.
– Я пришел к нему, чтобы позвать на ужин. Я пожалел Аниту и не хотел, чтобы она без нужды бродила по замку. Господина Ахилла в номере не было, а на полу валялась эта записка. Я думаю, что нет надобности отдельно говорить, что господина Пирогова тоже не оказалось в номере.

О’Шипки помолчал.

–  Что же, по-вашему, это должно означать?

–  По-моему?
– директор изобразил преувеличенную обиду.
– Мое дело - сторона… Я думаю, что «по-вашему», мистер О’Шипки. Или, - он дернул складками в сторону Аниты, - по-ейному, - сказав это слово, Ядрошников дурашливо скривился.
– Буквы похожи на женские. Мне ли не разобраться в почерке!

–  Я ничего не писала!
– вспылила Анита, швырнула салфетку на стол и встала.
– Ужасный день! Он никогда не кончится… Мамми, близнецы… (Бедные, бедные!
– машинально пробормотал О’Шипки) теперь, я чувствую, новое горе! Я этого не выдержу…