Центр роста
Шрифт:
– А знаете, что мы сделаем?
– улыбнулся Медор, снял очки и начал протирать их чепчиком, который тоже снял.
– Мы оставим вас без коры. Есть хорошие лекарства, электричество… И отдадим вашим космическим друзьям.
С Эренвейна слетела наглость. Она и прежде давалась ему не без труда.
– Партия потребует думского расследования, - предупредил он.
– Пусть требует. С какой-нибудь звезды. Ваша продажная партия, ненавидящая народ и страну, отправится следом за вами.
– Вам не позволят, - всем своим подлым сердцем Эренвейн надеялся, что его берут на испуг.
–
– Мы не спросим позволения. Мы организуем проверку вашей финансовой деятельности. Там, собственно, и проверять нечего: приходи да забирай в кутузку. Народ одобрит. Он сыт по горло вашей импортной демократией.
– Хорошо, - изнеженный мужчина опустил голову.
– Чего вы хотите от меня? Я выполнял партийное поручение. Я рядовой функционер. Мне приказали встретить гостей и передать им пакет…
– Пакет давно у нас, - махнул рукой Медовик.
– В нем списки. Ни в чем не повинных граждан, которых вы причислили к дуракам и пьяницам. Они совпадают с нашими, только короче. Вам известно, что все дураки у нас переписаны?
– Тогда чего вы от меня хотите?
– Вы слишком бодро изъясняетесь, - недовольно поморщился Балансиров.
– Товарищ майор, разрешите наложить взыскание на службу предварительной подготовки? Смотрите: он ерепенится, чего-то квакает, поминает всуе государственные структуры… А должен был рыдать и молить о прощении.
– Наложите взыскание, - согласился Медор.
– Итак, - обратился он к Эренвейну, - нам нужны имена других предателей. Партийных соратников можете не называть. На них давно заведены уголовные дела. Рядовые граждане? Деятели искусства, науки? Иностранные подданные?
С этими словами Медовик, будто спохватившись, сунул руки в нарукавники. Манипуляторы коротко взвыли и растопырили пальцы.
– Не бойтесь, - подбодрил он задержанного.
– Мы защитим вас от гнева ваших заоблачных хозяев. Не такие они грозные. Раскалываются, как все разумные существа, - он кивнул на папку с листами.
– У меня здесь распечатка показаний одного из пилотов. Вся философия, вся идеология, цели и задачи. Нам не хватает технических подробностей.
Эренвейн, видный оппозиционер, чье сытое лицо не сходило с телеэкрана, болезненно глотнул, завороженно следя за червеобразными движениями металлических пальцев.
– Ну же, - нетерпеливо повторил Медовик.
– Мы ждем. У вас есть осведомители, наводчики. Есть агентура среди сатириков, журналистов, врачей.
– Я не помню поименно, - хрипло сказал Эренвейн.
– Еще бы вам помнить такую ораву, - участливо отозвался тот.
– Скажите, где у вас хранится подобная информация, - и дело в шляпе.
Эренвейн раскрыл было рот, но запнулся.
– Я хотел уточнить, - выдавил он упавшим голосом.
– Ваши угрозы… про звезду… нет, в лекарства и электричество я верю, но про звезду… это своеобразная шутка, правда?
– Шутка, - кивнул Медовик.
– Звезды необитаемы, - наставительно пояснил Балансиров.
– Мы имели в виду планету.
Он придвинулся к Медовику и прошептал ему на ухо:
– Все-таки либералы - публика вежливая и сдержанная. Вот
Глава 5
Посреди ночи Петр Клутыч открыл глаза.
На часах было три.
В комнату кто-то пришел. Теперь Петр Клутыч был совершенно убежден, что не спит. Прекраснодушные игрища с полуснами и полуявью закончились, действительность победила. Он проснулся настолько, что даже сумел подумать, не Кашель ли здесь. За последние несколько дней ему не однажды казалось, что еще немного - и сосед постучится, а странное, зловещее дело перестанет существовать.
Может быть, Кашель все время прятался рядом, в квартире Петра Клутыча. Может быть, ему досадили черти, и он каким-то бесом просочился под диван или в кладовку. И спал там, набираясь сил, несколько суток.
Но Кашель не появился.
Вместо него перед Петром Клутычем возник расплывчатый силуэт. У него не было ничего общего с прежним гостем, но Петр Клутыч странным образом сообразил, что он из той же компании. И еще он понимал, что этому чудищу нельзя ничего, ничегошеньки сделать. В кухне у Петра Клутыча лежал хлебный нож, да только он знал откуда-то, что ножом его не убить. И застрелить невозможно, и забить кулаком не удастся. Потому что, как чувствовал Петр Клутыч нутром землянина, самого существа в комнате нет. Есть, грубо говоря, его образ, но это вовсе не значило, что опасность настолько же призрачна. Образ явился откуда-то, и Петр Клутыч запросто может отправиться куда-то.
Более того, он знал теперь, что именно этого и хочет существо.
Чтобы он пошел с ним.
Образ сгущался и наливался зеленью. Уже различались расширенные, невыразительные глаза, числом три штуки. Худые четырехпалые конечности. Округлый маленький рот трубочкой. Рахитичная грудь, скользкие болотные ребра, перепончатые ступни.
«Хоть бы петух запел», - в отчаянии подумал Петр Клутыч.
Существо приняло знакомую позу: голова повернута, смотрит в угол, да не в напольный, а в потолочный. Но только двумя глазами, а третий внимательно изучает Петра Клутыча. В запомнившуюся ночь тот просто не заметил этого третьего глаза, или тот не проявился, или не распахнулся - вот откуда взялось ощущение пристального, но неестественного, взгляда. Или нет: Петр Клутыч вцепился в простыни. Глаз плавал. Он путешествовал вкруг черепа, напоминавшего формой примитивное сердечко, которому не хватало любовной стрелы - ах, как бы такая стрела пригодилась, как бы она была к месту…
«Что тебе, брат, до этого места?» - в черепе Петра Клутыча заскрипел бесцветный вопрос. Тот выпустил простыни и взялся за голову. Руки натолкнулись на непривычно гладкую кожу: Петр Клутыч, хоть и был достаточно молод, носил паричок, который снимал на ночь.
Сейчас паричок лежал на стуле, подле постели.
Без паричка Петр Клутыч был абсолютно лыс, не считая височков. Лет десять назад, когда ему отказала в ответном чувстве любимая женщина, у него выпали все волосы.
Пришлось купить мышиного цвета паричок.