Центровые
Шрифт:
Наверное, это символично, что Толя стал педагогом, преподавателем физвоспитания. И не где–нибудь, а в стенах Киевского государственного университета. Всей своей яркой, но короткой, как вспышка падающего метеорита, жизнью в большом спорте он предполагал обретение себя уже в новой роли, в которой должен был раскрыться и утвердиться…
Да, судьбою ему немного было отпущено. При всей своей силе, колоссальной выносливости Толя очень страдал от различных недугов и хворей. Сначала постоянные боли в спине, а затем какие–то непонятные психофизические нарушения в организме не позволили этому выдающемуся атлету еще и еще радовать нас прекрасной игрой.
В 1964 году Поливода появился в киевском «Строителе», который возглавлял тогда «метр» украинского баскетбола Владимир Алексеевич, Шаблинский. Юноша пришел в команду
Толя уже тогда играл первую скрипку. Он застал в команде Выставкина, Гладуна, Баглея, Ковянова, поиграл с пришедшим в «Строитель» из тбилисского ГПИ Коваленко (хотя и недолго), многому научился у ветеранов, но главное — сразу вписался в состав и в манеру действий «Строителя». Киевляне исповедовали довольно простой, жесткий, несколько прямолинейный, но эффективный баскетбол, не раз приносивший им успех. Защищались они зонным прессингом, быстро бежали в атаку и много забивали. Такая игра требовала от всех баскетболистов мобильности, выносливости, скорости, полного взаимопонимания. Поливода в такой игре чувствовал себя как рыба в воде.
И в сборной СССР я старался использовать как раз эти его качества — высочайший, мощнейший прыжок, фантастическую для центрового скорость и координацию, отличную физическую готовность, цепкость, силу. Я Толю увидел в 1966 году в Леселидзе. Сразу он поразил оригинальностью, своим игровым почерком. Это был действительно очень любопытный центровой. Не слишком высокий (всего 200 см), но, кроме как центровым, я его не представлял. Конечно, прежде всего в глаза бросались его скорость и мощь. Правда, на первых порах этой скоростью он еще не вполне умел управлять. Помнится, вызывал постоянные улыбки старожилов сборной (да и я едва сдерживался), когда, получив мяч, он бросался в атаку и неизменно выскакивал за край площадки. Ну никак не мог рассчитать силу, быстроту своего рывка с размерами поля, поздно тормозил и оказывался уже за щитом. С искренним недоумением, вызывавшим еще больший смех. Толя разводил руками и спрашивал меня: «Ну почему же цэ площадка така малэнька?» И оглядывался по сторонам, словно впервые видел баскетбольную площадку, и недоумевал, как же умудрился проскочить ее всю: от одного кольца до другого и не успел остановиться…
Такой центровой — находка для тренера. Я сразу. понял, что Толя сможет стать нашим секретным оружием на чемпионате мира-67 в Уругвае. Тогда у меня уже был основной центровой — Владимир Андреев. И рядом с ним действовали вспомогательные центры — опытнейший Яак Липсо и молодой, не слишком яркий, но зато довольно высокий Рудольф Нестеров. Эта давало мне возможность варьировать тактику, искать какие–то новые сочетания игроков, связки, что, в свою очередь, обогащало нашу игру и задавало задачки противникам. В спорте, в игр всегда так: сумел осложнить жизнь соперникам, сумел запутать их — почти обеспечил себе победу…
Мысль о том, чтобы покончить с разделением игроков на основных и запасных, на лидеров и дублеров уже давно, как я говорил, не давала нам с Озеровым покоя. Все члены команды с равной ответственностью — что лучше могло сцементировать коллектив? Но до поры до времени в нашем распоряжении не было такого количества практически равных по классу игроков. И вот, кажется, они появились. А главное, появился непревзойденный центровой. Непревзойденный потому, что игроков такого плана в этом амплуа раньше просто–напросто не было. Поливода был центровым совершенно новой формации. Если прежде центровые брали чем–то одним — ростом, общей массой, силой, то Толя — комплектом качеств, более присущих баскетболистам иного амплуа. Сочетание скорости, силы, выносливости, прыгучести, мощи при все же приличном росте — это был наш козырь. Важно было найти для него место в той игре, которую мы задумали, и определить партнеров для такой игры. И тогда его талант наверняка бы
Анатолий Поливода оказался тем сюрпризом, который во многом предопределил нашу убедительную победу в Монтевидео.
Можно было строить на нем игру, сооружать вокруг него тактический каркас. И прежде всего это касалось прессинга. С 1956 года после сокрушительных поражений от баскетболистов США в Мельбурне мы буквально заболели прессингом. Понимая, что нам необходимо овладеть этим важнейшим приемом командной защиты, мы тем не менее долгое время никак не могли его освоить. Не могли потому, что в нашем распоряжении не было подходящих исполнителей. И в первую очередь центрового, способного органично влиться в подобную игру, центрового, который бы не был белой вороной, не выпадал из общего рисунка. И сколько бы ни было диспутов, дискуссий, споров, все они оставались пустыми разговорами, пока мы не нашли и не воспитали баскетболистов, готовых принять, понять и, главное, выполнить задуманное. Теперь такие игроки были. И был — Анатолий Поливода, вокруг которого и можно было собрать хороших исполнителей прессинга. Быстрых, подвижных, резких, техничных, выносливых, умных. И если, как я уже писал, одна связка сборной действовала у нас в прежней манере — рациональной, спокойной, чаще всего позиционной, то другая играла совершенно по–иному, так, как никто из нас и не ожидал.
Андреев, Липсо, Томпсон, Травин, Белов — одна пятерка; Поливода, Вольнов, Паулаускас, Саканделидзе, Селихов — другая: мобильная, скоростная, горячая, неудержимая.
Поистине ужас наводил на соперников дуэт Саканделидзе — Поливода. Зураб немыслимыми скачками носился по площадке, заводя своим темпераментом партнеров. Толя не отставал, что вызывало изумление и зрителей, и специалистов, и, что еще важнее, противников. В обороне Толя располагался так, чтобы успеть выскочить из–за спины опекаемого и забрать адресованный ему мяч. Ну а выпрыгивал он так, что и не замечали его «несолидного» для центрового роста (такой же фурор впоследствии произвел Саша Белов): «второй этаж» был Толин. Он успевал подобрать мяч, отдать партнеру и тут же унестись вперед, на завершение контратаки. Вот это последнее обстоятельство и определило нашу новую тактику: скоростной контратаки и прессинга. В такой баскетбол с нами никто играть не мог. Этим прессингом мы одолели и бразильцев, и югославов, и других конкурентов.
В двадцать лет Толя Поливода был признан лучшим центровым мира. Фантастическое восхождение к вершинам спорта. В 1963 году он впервые увидел баскетбол по телевидению. Тогда же отправился на первую тренировку в донецкий «Авангард». Через год — в киевском «Строителе». Еще через два — чемпион Европы среди юниоров и член первой сборной СССР. Снова проходит только год, и парень уже чемпион мира и лучший в своем амплуа. Итак, от новичка к пьедесталу Толя прошагал за какие–то четыре года…
Другой бы задрал нос, вознесся, не видя больше никого и ничего вокруг. А Толя, повторяю, по–моему, так и не осознал, что же он сотворил. Вообще–то для молодых раньше было характерно такое отношение к достигнутому: им проще, чем уже повидавшим кое–что спортсменам, психологически перенести серьезное испытание. Они ведь не всегда могут полностью осознать происходящее, не испытывают страха, не чувствуют всю меру ответственности, ничего и никого не боятся. И зачастую это помогает им справиться с чрезмерными физическими и прежде всего психологическими нагрузками, ибо нервно они еще свежи. Вот и Толя абсолютно спокойно воспринял все почести, выпавшие на его долю. И остался тем же простым, без претензий парнем, по–прежнему смотрел большими глазами на великих спортсменов и тренеров, на новые города и страны, вообще на все окружающее, словно и не верил, что все это происходит с ним.
Неудивительно, что и в сборной, и в «Строителе» к нему относились с необыкновенной теплотой абсолютно все: от маститого ветерана до массажиста и администратора. К тому же, что очень важно, сколько его помню, Толя всегда очень серьезно, с полной отдачей трудился и на тренировках, и в игре. И даже став знаменитым, признанным мастером, не позволял себе хоть в чем–то изменить свое поведение или отношение к делу: вел он себя всегда безупречно. Громкая и быстрая слава отнюдь не испортила его. Спокойный, вежливый, даже стеснительный, он сохранил симпатии всех, кто с ним общался.