Цепь рода
Шрифт:
– Что случилось? – тихо спросила.
Говорить ничего ему не хотелось. Да и зачем? Смотрит она на него, и знает князь, всё ведать может. И разговор с братьями, и Челубеем, и всё, что в сердце его накипело…
– Расскажи лучше. И тебе спокойней будет.
Князь кольнул её глазами, она вмиг замолкла. Не хочет говорить он! Сама, когда ей надо, молчит без совести. А он-то в голову к ней залезть не может! Впрочем, недовольство своё Игорь с себя сбросил. Нерешительно легкая рука её легла ему на голову.
Долго смотрел князь в небо. Звезда, одна из многих, слетела с небосвода. Ветер тронул листья. Где-то издали доносился шум моря и лай псов.
– Брат
– Умён Пересвет Богданович.
– Ну и первый ли я дурак, что ты окрутила так? Были ли ещё попытки?
– Как в голову-то тебе это пришло? Я предлагала нам не видиться боле, да суму мою ты так не вернул. Уйти без неё не могу. Так разве виновата я, что ограблена тобой?
Игорь усмехнулся. На вопрос она не ответила. Ну да ладно. Рука девки снова, уже смелей, приглаживала его власы, погружая пальцы в них.
– Коли Марьей нареку, ею навсегда ты станешь на всём белом свете. Не позволю менять это имя тебе на чьё иное, кем бы ни была ты.
– Да будет, княже, так.
Глава 11
Потаённая ночь без сна
Звёздная ночь овладела градом. Пересвет выступил из княжеских хором на коне и отправился в назначенное место, где ожидали князя.
Собранные на лесной опушке люди стояли и смотрели, как он соскочил со скакуна. Приблизился.
– Что скажешь, Пересвет? Батька-то твой вернётся скоро. Когда договор блюсти будишь?
– Клятва моя соблюдётся. «Народное вече» признание обретёт, коль вы наконец сдержите братьев ваших от смут бесчисленных.
– Ты с нами разговор ведёшь, а не с ними. От других встреч отказываешься. Тяжко говорить-то от твоего имени, когда и сами тебе не верим.
– Не верите, да плоды пожинаете? Занятно. А меж тем лишь я веду беседы с вами. Пока смуты не уймутся, отец на уступки не пойдёт. За народным кругом большаки Сварожечьи следить должны. А почему отказываюсь, вам давно известно.
– Известно, да причина мерзкая. Дрожишь, мол, выведает Богдан о твоих путах 26 с нами. Не признаёт народ он равными себе, а ты терпеть то заставляешь.
– Не стерпим, все истреблены иль сломлены будем, – наконец раздался из толпы глас сильный. – Богдан прознает, и княжича не станет. Защитника боле не найдём. Рабами станем иль погибнем.
Взоры Пересвет ловил недобрые. Заступник его из собравшихся был сейчас ему не виден. Однако ясным стало – сторонники его не дремлют. Разорвали б князя гниды многие, да крепятся. Не привыкли видеть над собой кого-то. Уж поколение не одно, как шибко вольны были. Князья Алатыровы лишь защищали их. Люд кормил, сколи решал сам, ослабевшую дружину. Не всегда так было, да кто уж вспомнит? Как напал на них сосед недобрый, так и земляка-Богдана призвали на помощь Сварожевцы. Прибыл запоздало он, княжить стало некому. Играючи отбил Сварог-отец у Кия. Женился на местной княжне да власть иную строить начал. Народ и по сей день бунтует. Головы летят, да обходя Перун.
26
Путы – связи.
Свора града этого непокорная стояла пред взором Пересвета, изрядно побитая, но столь же несломленная.
Разговор продолжился. Выслушивал их князь, пока месяц не стал клониться к закату. После окончания дружинник подвел одного из большаков к Пересвету.
– Слушаю
– Здрав будь, Вечезар. К чему опять Белку обижают люди?
– Беляну? Ты мя упрекаешь? В напастях тех твоя вина.
Пересвет глядел в прищуренные глаза деда. Большаки, друг с другом переговариваясь, не могли, да и не стремились наблюдать за ними. Княжечьи дружинники не сводили глаз с народа. Вечезар был нем недолго:
– Вот смотрю на тебя, князь, и дивлюсь, как совести тебе хватает мне в глаза глядеть. Знают все, на кой тебе сдалась моя Белянка. Но соглашение не блюдешь, не женишься на ней, а всё меня разглядываешь недовольно. Какая ж тут любовь, о коей ты твердишь?
– Ты знаешь, что неправ, старик. В моей власти вовсе забрать её у вас. Я того не делаю лишь из уважения к вам и по её мольбам. Не дал в обиду бы, с чем ты не справляешься, как погляжу.
– А ты не горячись, – бросил дед сквозь зубы. – Представить не можешь, в экою топь погрузил мою девку. Ей бы бегать ещё с подружками да с сёстрами хороводы водить, вместо того – сидит с утра до ночи, отвергнутая всеми, да ревёт. Ох, я многое тебе б сказал, князь… – Вечезар шаг сделал по направлению к Пересвету. Один из ратников преградил ему дорогу. – Да не время на покой…
– Верно ты сказал – не время. Нужен ты мне, Вечезар, как и роду своему. Только не забудь, как главой его стать ты умудрился. Кто помог тебе тако положенье обрести. – Уголки губ Пересвета приподнялись. Старик, не ожидавший слов таких, невольно оглядел дружину. Князь встал и сам к Вечезару подошёл. – Утешься, старче. Помни об том, что семья твоя получит от родства со мной. Не обделю. Уж будь спокоен.
Пересвет положил руку деду на плечо и прошёл мимо.
Ещё и петухи не пропели, когда он подходил с Вечезаром к богатой домине, из которой показалась тревожная большуха 27 . Глядя в глаза Пересвету, она задержалась на пороге, но, кинув взор на Вечезара, отошла. Князь внутрь скрылся. Проследовав мимо двоих уношей, на коих и не глянул, он в ложницу вошёл. В её в потёмках разглядел он деву, сидящую в свете маленькой лучины. Без слов Богданович кивнул той к двери.
27
Большуха – жена главы рода, большака.
– Матушка не повелела вас одних оставить…
– Пошла вон, Озара.
Скрестив руки, он смотрел, как не торопилась баба. Однако же, причмокнув, поднялась и вышла, дверцу затворив.
Пересвет не сразу двинулся. Сжав зубы, он стоял, глядя в пустоту. После подошёл к углу ложницы и положил ладонь на белёсую головку, с которой ниспадала на пол тонкая коса. Съёженная девичья фигурка, чуть заметная в углу, в рубахе, больше походила на мешок какой. От прикосновения двинулась. Поднялась и повернула к нему лик печальный. Очи к Пересвету так не обратила.
– Сестра мне говорит, что она заслуживает того боле, чегой ты даруешь мне. Я не знаю, что сказать… Ей ты, княже, приглянулся.
Покосился Пересвет на дверь закрытою постельной.
– Страшно, княже, мне. Берегут меня родные, да не своя я тут уж. Гонят. Понукают.
– Довольно с меня твоих слёз. В детинец со мной едешь.
– Нет! – вцепилась она в отвердевшие плечи Пересвета. – Семья моя здесь. Матушка. Заберёшь – не смогу их видеть боле. Запереть тебе мя придётся. Братья говорили. Батюшка узнает твой. Люблю тебя я, княже. Но не могу я боле. Не могу…