Цепи его души
Шрифт:
Тхай-Лао подал мне руку, помогая ступить на подножку, сам забрался следом и постучал по стенке. Экипаж тронулся.
Я отодвинула шторку, делая вид, что меня интересуют улочки Лигенбурга. На самом деле украдкой скосила глаза на мужчину, пытаясь угадать его настроение: как он на меня смотрит, не осуждает ли. Времени подумать о случившемся у меня было не то чтобы много, скорее, совсем не было. На новом месте приходилось вникать во все и стараться делать это быстро, чтобы не отвлекать от работы остальных, а по возможности еще и помогать.
В моем случае ключевым оказалось «вроде».
Иньфаец тоже смотрел в окно, поэтому мгновение, когда он обернулся, стало для меня полной неожиданностью.
— Пауль просил встретить вас, потому что занят, — пояснил он, спокойно глядя на меня. Интересно, его спокойствие и невозмутимость вообще возможно нарушить? — Но к нашему приезду он уже будет вас ждать.
Интересно, сколько мы будем заниматься?
Освободилась я не позднее, чем от Илайджи, то есть около четырех, пока доберемся, будет уже пять, в лучшем случае. Когда я утром ехала в театр, руки у меня холодели по одному поводу. Теперь — по-другому. Ведь я теперь не просто его ученица, я… а кто я, собственно, для него? Имеет ли для него значение то, что между нами случилось?
Вчера ночью мне показалось, что для него это значит не меньше, чем для меня. Но сегодня утром он вел себя так, словно мы… ну, просто снова писали меня в его мастерской.
Еще и эта картина…
Воспоминания о веревках снова плеснули на щеки румянцем.
Да уж, нашла чему смущаться, Шарлотта. После такой ночи.
— Как вы познакомились? — спросила я, чтобы немного отвлечься от темы предстоящей встречи.
И обучения.
— Я обязан ему жизнью.
Жизнью?!
— Это история вашего знакомства? — спросила я, улыбнувшись.
Но Тхай-Лао не ответил на улыбку.
— Именно так.
Голос его звучал по-прежнему приветливо, но прохладно, из чего я сделала вывод, что поднимать эту тему не стоило. Впрочем, едва я пыталась поднять какую-то мало-мальски серьезную тему, касающуюся Эрика, как натыкалась на вежливое отчуждение. Сначала в разговорах с ним, и теперь вот с Тхай-Лао.
— А Сюин? — попыталась зайти с другой стороны. — Она ваша сестра?
— Жена моего брата, мисс Руа.
И снова холодная вежливость.
Чувство было такое, что я разговариваю с кем-то из круга леди Ребекки или графа Вудворда, потому что рядом с Эби и другими никогда такого не испытывала. В общем-то, подобные разговоры всегда считались личными, но среди прислуги никогда не возбранялись. Я охотно слушала, как Эби рассказывает о своей сестре, о зяте, о внуках, и никогда не находила это скучным. Горничные, забегавшие к нам на кухню, тоже охотно делились семейными историями. Впрочем, возможно в Иньфае просто другие традиции.
— Я прошу прощения, если спросила что-то не то.
— Вам не за что извиняться.
Или Эрик запретил
Понимая, что разговор затух, не успев разгореться, снова повернулась к окну. Вот только на сей раз руки похолодели еще сильнее.
Что, если Эрик действительно запретил ему говорить со мной?
Нет, Шарлотта, так невесть до чего можно додуматься.
Я сцепила пальцы, расцепила, поправила локон в простенькой, дальше некуда, прическе. Чем ближе становился Дэрнс, тем сильнее колотилось сердце.
Какой будет наша новая встреча?
Чем ближе мы становились к дому, тем отчетливее я хотела… сама не знаю, чего.
Чтобы Эрик вышел меня встречать? Чтобы сказал — что?
Дом спал: это было видно еще издалека, когда мы подъезжали. Он выделялся из роскошных особняков Дэрнса темными окнами и молчаливой уединенностью. Так может стоять на балу старая дева, чуть поодаль от стайки дебютанток, лишенная их красок и привлекательности, мрачная и нелюдимая.
Не представляю, откуда в голове возникло это сравнение, но мне оно показалось весьма подходящим.
— Не сложно управлять таким огромным домом? — спросила я у Тхай-Лао.
Инфьаец покачал головой.
— Не сложнее, чем лачугой.
— Но здесь же столько комнат, за которыми нужно следить…
— У каждого дома есть свое сердце, мисс Руа. Главное его сразу почувствовать.
Сказать, что я ничего не поняла — значит, ничего не сказать. Но если у этого дома и было сердце, оно билось в каком-то особом ритме. Холодное, жесткое, оттаивающее только в мастерской. Вот она всегда была полна света, даже в самый пасмурный день или в самый ужасный (для меня, как когда-то казалось). Даже вчера ночью мне было там спокойно и уютно, хотя за ее пределами брала дрожь.
В ту минуту, когда я об этом подумала, экипаж остановился.
Тхай-Лао вышел и подал мне руку, помогая спуститься, а после проводил до дверей. По холлу растекался ненавязчивый, приглушенный свет, но вопреки моим предположениям, встречать нас вышел не Эрик. Сюин едва уловимо поклонилась, когда мы вошли. Дождалась, пока мужчина примет у меня пальто, а после кивнула:
— Пойдемте, мисс Шарлотта. Я вас провожу.
— Можно просто Шарлотта, — напомнила я.
— Хорошо.
На ходу бросила взгляд в зеркало: волосы слегка примялись под шляпкой, но в целом я выглядела довольно-таки привлекательно.
И вовсе у меня не мышиные платья!
По просторному коридору мы направились в крыло, где мне раньше бывать не доводилось. По крайней мере, тот странный иероглиф опасности на потолке, кажется, остался в комнате по правую руку от холла. Сюин не торопилась, но и заговаривать не спешила, а идти в тишине было, по меньшей мере, странно.
— Я думала, ты здесь не бываешь, — произнесла, чтобы нарушить молчание.
— Очень редко. Когда требуется моя помощь, как сегодня.
— Помощь?