Церковь Духа Святого

Афанасьев Протопресвитер Николай

Носил ли он имя епископа? Это мало вероятно. Церковная традиция считает Иакова первым иерусалимским епископом, но основываться на ней нельзя. Она, повидимому, возникает во второй половине второго века, когда к первым пресвитерам стали применять наименование епископов, т. к. в это время во главе местных церквей уже стояли епископы. Эта транспозиция термина является вполне естественной, особенно потому, что между первыми пресвитерами и епископами существовало преемство служения. В конце концов дело идет не о термине, а о служении. Церковная традиция подтверждает данные Деяний, что Иаков стоял во главе Иерусалимской церкви, будучи в ней первым или старейшим пресвитером [359] . Но если старейший или первый пресвитер имелся в Иерусалимской церкви, то он должен был иметься и в других местных церквах.

359

О Иакове, брате Господнем, Егизипп сообщает, что он принял вместе с апостолами управление Иерусалимской церковью (Евсевий, Церк. Ист.» II,23,4), но уже Климент Александрийский сообщает, что «Петр, Иаков и Иоанн, хотя от самого Господа предпочтены были (другим ученикам), однако по вознесении Спасителя не стали состязаться о славе, но иерусалимским епископом избрали Иакова Праведного» (Евсевий, «Церк. Ист.» II,1,3). На основании этих сведений Евсевий считал Иакова иерусалимским епископом (Ibid., II,23). Епифаний (Против Ересей, LXXVIII,7) и Иоанн Златоуст ( Толк. Посл. к Кор., беседа ХХХIII,4) поставление Иакова иерусалимским епископом приписывали прямо Господу. )

2. Действительно, III–е послание Иоанна свидетельствует о существовании первых или старейших пресвитеров во внепалестинских церквах. Вполне естественно, что фигура Диотрефа в этом послании получит другое освещение, если мы не

будем исходить из факта существования первого пресвитера. В послании прямо не говорится, что Диотреф был старейшим пресвитером в своей церкви, но некоторые детали, которые дает послание, настолько красноречивы, что не оставляют места для сомнения в этом. Диотреф назван в послании «любяшим первенствовать — o filoprwteuwn». Этот термин означает, что Диотреф не только считал себя, но и был действительно первенствующим в церкви. Если в этом термине в устах Старца имеется упрек, то он относится не к самому первенству, которое он мог бы считать неправильным, а к тому, что первенство для Диотрефа стало человеческой страстью, а потому приобрело недолжный характер [360] . Старец обвиняет его в том, что он отказывается его принимать (" ouk epidecetai hmaj ", ст. 9), т. е. не оглашает его писем, и не принимает странствующих братьев; а тех, кто их принимает, изгоняет из церкви. Этим он нарушает долг гостеприимства, который лежит на каждом христианине, а особенно на пресвитерах (1 Тим. 3,2). Его авторитет в церкви, которую он возглавлял, настолько велик, что он мог позволить себе открыто выступить против Старца и критиковать его указания. Его распоряжения исполнялись всеми или почти всеми членами церкви. Не следует думать, что Диотреф действовал самостоятельно: он действовал на церковном собрании и с его согласия. Это видно из того, что Старец был бессилен что либо предпринять против Диотрефа, находясь вне церкви, в которой он главенствовал, но когда он посетит его церковь, то он ему напомнит в том же церковном собрании «о делах, которые он делает, понося нас злыми словами…» (ст. 10; ср. I Кор. 5,3–5). Это бессилие Старца объясняется тем, что он не имеет власти над местными церквами. Она осуществлялась им, когда он находился в самой церкви.

360

Ср. Knopf, «Das nachapostolische Zeitalter», 1905, S. 206; ср. F.M. Braun, «Jean le Theologien et son Evangile dans l'Eglise Ancienne», Paris 1959 р 60.

Обвиняя Диотрефа, что он не принимал братьев, пришедших от него, Старец, конечно, не имел в виду ограничить право местной церкви, осуществляемой через первенствующего в ней, отказывать в гостеприимстве тем, кто распространяет подозрительное учение. Во II–м послании Иоанна мы находим положительное указание по этому поводу: «Кто приходит к вам, и не приносит cего учения: того не принимайте в дом, и не приветствуйте его» (ст. 10). Обязанность охранять правую веру лежала, как мы уже видели, на предстоятелях церквей. Старец не мог отказывать в этом праве Диотрефу. Ошибка Диотрефа, с которой боролся Старец, состояла в том, что он использовал принадлежащую ему власть, которую Старец не оспаривал, против самого Старца.

Другое лицо, которое выступает в III–м послании Иоанна, — Гаий. Старец похваляет его за то, что он делает для братьев и странников, и остается верным ему. Как мы уже указали, долг гостеприимства лежал на пресвитерах. Поэтому вряд ли может быть сомнение, что Гаий был пресвитером и, по всей вероятности был первенствующим в какой–то соседней церкви. Что касается третьего лица, о котором упоминает послание, а именно некого Димитрия, то он, повидимому, был или пресвитером церкви Диотрефа, имевшим смелость пойти против него, или, м. б., предстоятелем какой–либо другой церкви.

Из трех лиц, указанных в послании, Диотреф и Гаий были теми, кого мы называем «первыми или старейшими пресвитерами» [361] . Нас не должно удивлять, что в послании рядом с этими двумя лицами не упоминаются остальные пресвитеры их церк вей. Совершенно невероятно допустить, что каждая из этих церквей управлялась одним лицом без пресвитеров. Если бы так было, то это лицо не могло бы быть названо «первенствующим (prwteuwn)». Диотреф, а также и Гаий, был первенствующим в среде пресвитеров, а следовательно занимал центральное место в Евхаристическом собрании. Умолчание о пресвитерах не может служить аргументом, что их не было, как умолчание новозаветных писаний о старейшем пресвитере не может быть свидетельством того, что его не было. Устройство местных церквей вне Палестины складывалось так, как оно определилось в Иерусалиме с самого начала, где рядом с ап. Петром предстоятелями были все апостолы. Были ли в церквах, упоминаемых в послании, кроме пресвитеров, пророки и учители, мы не знаем, так же, как не знаем, кто были братья, которых не принял Диотреф. Если даже они были странствующими «харизматиками», то вряд ли есть серьезные основания рассматривать послание, как отражение борьбы устанавливаюшейся церковной иерархии с «харизматиками». Нужно отметить еще одну подробность III–го послания Иоанна: в нем нет речи ни об ересях, ни об еретиках. Иоанн не обвиняет Диотрефа в ереси [362] , а только лишь в неприязненном к нему отношении: «Посему, если я прийду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает, и запрещает желающим, н изгоняет из церкви» (ст. 10). Цель написания послания заключалась, повидимому, в том, чтобы Гаий не последовал примеру Диотрефа: «Возлюбленный, не подражай злу, но добру» (ст. 11). Добро и зло имеет здесь отношение к тому, о чем говорилось в предыдущем стихе, т. е. к поведению Диотрефа по отношению к самому Старцу, а также к его поведению внутри самой церкви, в которой он первенствовал. Для нас неважно, присвоил ли себе Диотреф больше того, на что он имел право, для нас важен факт существования в местных церквах старейшего пресвитера.

361

См. М. Goguel, «L'Eglise primitive», Paris 1947, р. 136–137, а также Н. Chirat, «L'assemblee chretienne а l'age apostolique», (Lex Orandi 10), Paris 1949, p. 60.

362

Вопреки E. Schweitzer'у, op. cit., S. 92, и W. Bauer'у, «Recht–glaubigkeit und Ketzerei», 1934, S. 97.

Можем ли мы распространить этот факт на другие церкви? Было бы невероятно предположить, что асийские церкви находились в исключительном положении по сравнению с другими церквами, особенно в таком важном вопросе, который касался основ церковного устройства. В апостольское время существовало гораздо больше однообразия, чем в последующее время. Основы церковного устройства выступали одинаково во всех церквах, как вытекающие из самого существа Церкви. Они сложились в Иерусалимской церкви в момент ее первого Евхаристического собрания и воспроизводились в каждой местной церкви, т. к. Евхаристическое собрание остается одним и тем же в пространстве и времени. Эмпирические факторы имели незначительное влияние, во всяком случае они не заслоняли действия церковных причин. Если отклонения существовали, то они были незначительными и касались не основ, а деталей. Достаточно напомнить восхищение Иринея Лионского, что во всех церквах, отличающихся друг от друга по языку и по национальности, всюду сохраняется одна вера, одни обычаи и одно устройство [363] . Мы не только имеем право, но до некоторой степени обязаны обобщить факт, сохраненный в послании Иоанна.

363

«Пр. Ересей» I,Х,2.

3. Мы бы могли рассчитывать получить сведение об европейских церквах из послания Климента Римского. Оно стоит на грани апостольской эпохи и во многих отношениях отражает ее. Значение этого послания могло бы быть для нас тем больше, что оно говорит о Римской и Коринфской церквах. Если даже не во время самого Климента, то очень скоро после него, Римская церковь стала первенствующей в общей семье местных церквей. Ее устройство стало образцом для остальных церквей. Коринфская церковь была любимым детищем ап. Павла и играла значительную роль в истории церкви. К сожалению, послание Климента не дает ясных и бесспорных доказательств в пользу существования первого пресвитера, постоянно занимавшего центральное место в Евхаристическом собрании, но оно не может быть использовано в качестве аргумента против существования старей'шего пресвитера. Одна иэ трудностей использования этого памятника заключается в некоторой неопределенности терминологии Климента. При юридическом складе ума Климента неопределенность терминологии представляется странной. По всей вероятности она объясняется тем, что термины, которыми обозначались лица, имеющие служения предстоятельства в Коринфской церкви, не совпадали с терминами Римской церкви [364] . Выше было указано, что Римская церковь оставалась некоторое время верной архаическим терминам Иерусалимской церкви, а Коринфская церковь, как основанная Павлом, приняла более поздние термины. Естественно, что это различие имел в виду Климент, когда писал в Коринф.

364

Это

отметил М. Goguel, op. p. 138.

В послании мы встречаем следующие термины; «episkopoj», «presbuteroj», «hgoumenoj», «prohgoumenoj» и «diakonoj». Все эти наименования встречаются в разных комбинациях, но нигде епископ не упоминается вместе с пресвитером или с игуменом. Что касается терминов игумен и пресвитер, то они встречаются вместе в тех выражениях, в которых термин пресвитер не имеет специального церковного содержания, а обозначает старейших членов церкви в противоположность молодым ее членам [365] . Вместе встречаются термины епископ и диакон. О них говорит Климент, когда излагает историю их происхождения. Он указывает, что апостолы, проповедуя Евангелие, поставляли начатки верующих в епископы и диаконы [366] . Вместе с тем они присовокупили, что после смерти поставленных ими епископов, другие лица должны принять их служение, а поэтому несправедливо сменять тех, кто беспорочно исполняет свое служение. Блаженны те пресвитеры, которые отошли ко Господу, т. к. им нечего бояться, что они будут удалены со своих мест [367] . Тождество пресвитеров и епископов выступает вполне ясно: термины «епископ» и «пресвитер» обозначают не разных лиц, но одних и тех же. Любопытно отметить, что Климент употреблял термин «епископ», когда говорил об апостольском времени, и заменял его термином «пресвитер» или «игумен», когда переходил к своему времени. Гораздо труднее определить различие между терминами «hgoumenoi» и «prohgoumenoi». Если термин «hgoumenoi» обозначал вообще лиц имеющих начальственное служение, т. е. пресвитеров и диаконов, то тогда термин «prohgoumenoj» обозначал только пресвитеров [368] . Если же «hgoumenoi» означали пресвитеров, то «prohgoumenoj» старейшего или первого из них в каждой церкви. Установить, какое из двух определений является более правильным, невозможно. При том и ином предположении «prohgoumenoj» и «hgoumenoj», или вполне, или частично, тождественны с пресвитерами. Анализ мест из послания Климента, в которых встречаются разные термины, для обозначения лиц, имеющих служение предстоятельства, может только установить тождественность этих терминов. В Римской и Коринфской церквах имелись первые или старейшие пресвитеры т. к. в каждой из них было Евхаристическое собрание, но мы не в состоянии доказать этого на основании терминологии Климента.

365

См. I,3; III,3; XXI,6. Вопреки мнению R. Knopf'а, «Das apostolische Zeitalter». 1905, S. 163; Weizs"acker. «Das apostolische Zeitalter der katholischen Kirche»: Th"ubingen 1902, S. 615. Тернии «игумен» также употребляется в двойном значении: он обозначает лиц, имеющих церковное служение, или лиц, имеющих светское служение (V,7; XXXVII, 2,3; L1,5; LV,I; LX,4). В тех случаях, когда Климент желает точно указать, что речь вдет о церковных пресвитерах, то он употребляет следующее выражение: «presbuteroi kaqestamenoi» (LIV,2).

366

гл. XLII,4.

367

гл. ХLV.

368

При этом предположении в ХХI,6 термин «пресвитеры» означает церковных пресвитеров, а не старейших членов церкви.

Другая трудность, самая главная, в использовании послания Климента для нашей цели, заключается в том, что мы не знаем точно, что собственно произошло в Коринфе. В одном месте своего послания Климент указывает, что из–за одного или двух лиц произошло восстание против пресвитеров: «di en h duo proswpa stasiazein proj touj presbuterouj» [369] . Послание не дает ясных указаний, в силу чего произошло восстание против пресвитеров, и кто были эти лица. Надо оставить, как явно безнадежные, всякого рода попытки дать ответ на эти вопросы. Для нас это не так важно, как важен самый факт «возмущения» против пресвитеров. В чем он заключался? По словам Климента несправедливо отстранять от служения тех, кто безупречно исполняет свое служение, т. к. епископы поставлены апостолами или другими лицами с соблаговоления церкви. Отсюда как будто бесспорно, что «возмущение» состояло в том, что хотели отстранить (или уже отстранили от служения) пресвитеров. Точнее было бы сказать, что мы не знаем, отстранили ли одного или нескольких пресвитеров. В самом деле, можно ли быть уверенным, как это принято думать, что отстранены были от служения несколько лиц на том основании, что произошло, по словам Климента, возмущение против пресвитеров. «Возмущение» могло произойти против пресвитеров и в том случае, если бы был устранен один них, особенно, если на это устранение не дали своего согласия остальные пресвитеры, т. к. такого рода устранение затрагивало самое существо их общего служения.

369

ХLVII,6.

Не настаивая на том, сколько было отстранено пресвитеров, переходим еще к одному вопросу, связанному с этим устранением. В глазах Римской церкви и Климента отстранение пресвитера или пресвитеров было настольно серьезным, что она нашла нужным непосредственно вмешаться в это дело и даже послать нескольких лиц в Коринф. Мы естественно должны себя спросить, почему этот факт приобрел такое значение? Мы не можем считать, что отстранение того или иного пресвитера было совершенно исключительным явлением в тогдашней церковной жизни. Несомненно, что такого рода случаи бывали, как они имели место и в последующие эпохи. Мы знаем, напр., из послания Поликарпа об устранении пресвитера Валента [370] . Правда, Климент настаивает на том, что нельзя устранять от служения пресвитеров вполне достойных своего звания, но и этого недостаточно, чтобы объяснить то значение, которое придал этому факту сам Климент. Возможно, что в глазах Климента имел значение не столько факт смещения, сколько его причины, но они нам совершенно неизвестны. С другой стороны, еще более непонятно, почему Коринфская церковь факту смещения пресвитера или нескольких пресвитеров придала такое значение, что сведения о нем дошли до Римской церкви. Число пресвитеров не было строго ограничено, как было ограничено на Западе число диаконов. Оно могло быть всегда свободно увеличено. Если некоторая группа внутри Коринфской церкви, вождями которой были один или дна человека, желала провести своих людей в число пресвитеров, то это можно было бы сделать и без смещении старых. Такого рода проведение своих люлей в пресвитеры, конечно, противоречило бы основным принципам тогдашней церковной жизни, но оно бы не вышло из пределов самой Коринфской церкви. Поэтому мы склонны допустить, что в числе отстраненных был отстранен стареший или первый пресвитер. Рядом с ним не мог быть поставлен новый, т. к. первый пресвитер был всегда один в каждой местной церкви. Если группа лиц в Коринфской церкви желала поставить первым пресвитером своего вождя, то прежний пресвитер, который занимал центральное место в Евхаристическом собрании, неизбежно должен был быть смещен. При таком предположении факт смещения первого пресвитера должен был бы получить иной резонанс, чем смещение одного или нескольких обычных пресвитеров, как бы это ни было несправедливо само по себе. Некоторое косвенное указание на это мы находим в самом послании. Говоря о том, что апостолы поставляли в епископы и диаконы начатки верующих, Климент добавляет, что они установили закон, что на место поставленных ими лиц, после их смерти, другие бы приняли их служение. В силу этого он считает недопустимым отстранять от служения тех, кто безупречно приносил дары (prosenegkontaj ta dwra). Этот термин «приносящий дары» тождественный с термином «приносящий благодарение» ясно указывает, кого имел в виду Климент. Причем надо отметить, что Климент различает «приносящих дары» от остальных пресвитеров. Относительно последних он говорит, что несправедливо отстранять тех, кто были поставлены на служение с благоволения всей церкви, а относительно первых он указывает, что немалый грех лишать «епископства» тех, кто благочестиво и безупречно приносили дары. В одном случае говорится «ou dikaiwj ", а в другом " amartia gar ou mikra " [371] . Это различение, которое проводит Климент между пресвитерами, подтверждает, что в числе отстраненных от служения был первый или старейший пресвитер, или он только и был устранен. Тогда нам станет понятнее, почему «возмущение» приняло такие размеры и дошло до Римской церкви. Действительно, не малый грех отстранять от служения старейшего пресвитера, безупречно исполняющего свое служение, т. к. он возглавляет Евхаристическое собрание и приносит дары Богу. А это в свою очередь означает, что Коринфская церковь имела своего старейшего пресвитера, который занимал центральное место в ее собрании. Должны ли мы сомневаться, что такой же старейший пресвитер имелся в это время в Римской церкви? Если бы его не было, то вряд ли Климент написал бы свое послание. Церковная традиция не только утверждает, что такое лицо имелось в Римской церкви, но сохранила даже его имя: это — сам Климент.

370

Посл. к Филип. ХI.

371

XLIV, 3–4.