ЦеронРоман. Том I
Шрифт:
— Седлачек, это нечестно.
Взяв письма, она села за стол и жадно начала проглатывать их содержание. В это время Александр осматривал конверты. Нелли, прочитав письма, сунула их в карман и, схватив Мэри за руки, весело закружилась.
— В чем дело, Нелли. От кого? — осыпали ее со всех сторон вопросами.
— Вы плохо себя вели, дети, поэтому догадывайтесь. Предложили войти в «КМ».
— Но это еще не все, Нели, ты что-то скрываешь.
Нелли сделала реверанс и сказала:
— Еду в Италию.
VI
В стороне от железной дороги, тянувшейся сотнями километров через леса и болота Полесья, шла обычная полесская дорога. Проходя через прогалины и опушки, дорога змеей извивалась между пней. Идя же лесом, она изредка гатью перебрасывалась через вечную топь, чтобы дальше опять замелькать между пнями и деревьями.
Дорога шла мимо опушки леса, на которой были расположены дома, построенные Орлицким. Фасадом дома были обращены к лужайке, устланной ковром из ландышей. На противоположной стороне лужайки стояли конюшни и ряд одноэтажных построек. Около них распрягали пару гнедых, покрытых пеной. Пока конюх вываживал лошадей перед тем, как поставить в конюшню, подросток мыл фаэтон, покрытый толстым слоем грязи. Близился вечер.
На веранде дома звенела посуда. Убирали со стола. За столом сидели человек пятнадцать, одетых, главным образом, в дорожные костюмы. Было видно, что, за исключением двух-трех человек, это были приезжие. Они с любопытством впитывали в себя все детали этой новой для них обстановки. Объяснения давал Орлицкий, энергичный шатен с многочисленными седыми волосами на голове. Сегодня был первый день съезда уполномоченных различных групп «КМ»-а.
Орлицкий встал и, обращаясь к присутствующим, произнес:
— Подходит момент, когда нам нужно вынести решение о том, что предпринять. За очень редким исключением почти во всех государствах мира становится душно.
Близко зазвучал пропеллер, и на лужайку упала тень от пролетавшего над ними совсем низко воздушного поезда. Улыбнувшись, Орлицкий прервал свою речь и сказал:
— Скорее за мной на лужайку, это одно из наших редких развлечений здесь.
Поезд летел совсем низко, казалось, еще немного и он заденет за верхушки деревьев. Крылатых вагонов в поезде было много. Эти вагоны были окрашены в два цвета: зеленый и красный. В зеленых сидели пассажиры, а в красных находился товар. Аэроплан-паровоз уже пролетел над лужайкой, когда сидящие в зеленых вагонах заметили сверху дома, лошадей и группу людей на лужайке. Из передних вагонов, где виднелись скуластые монгольские лица, доносилась песнь. Песнь была несложная, как их степи, заунывная, как зимняя вьюга, а в то же время в ней чувствовался размах необозримых просторов Азии. Из остальных вагонов махали зонтиками, шляпами и платками. Через минуту поезд уже был далеко, а эхо в лесу еще продолжало звучать. Когда вернулись на веранду, стол был уже устлан планами и схемами, а также на нем стоял глобус. Когда все заняли свои места, Орлицкий продолжал. Его мягкий баритон своим приятным тембром располагал слушателя к нему.
— У зверей иногда бывает, — продолжал Орлицкий, — содружество поневоле. Например, в этих местах весною во время половодья нередко на маленьком клочке земли, не трогая друг друга, сидят рядом и ждут, когда спадет вода, заяц и лисица. Человечество же таким вынужденным
Что это дает? Это дает возможность только ловким дельцам играть на злобе обиженных — не включенных из-за ненадобности в данное содружество.
Что же касается веры в то, что спасение придет от чего — то или кого-то — избранного, это верование также старо, как и нелепо. Возьмите, например, армян, семитов, цыган. Их временами избивают, а временами сажают на почетное место и не знают, как лучше угодить. Виновата ли в этом избранность этих народов? Нисколько. За то, что весь смысл своего существования они видели в коплении денег, они по очереди страдали: Карфаген от римлян, армяне от турок, евреи от многих. За то, что себя посвятили использованию человеческой мнительности и суеверности, цыган и бьют и ласкают — в той же мере теперь, как и раньше. Боятся славян за то, что благодаря своей интуиции, они вовремя захватили огромные пространства. За то же не терпят англо-саксов, хотя те добились того же исключительно благодаря своей рутине.
Из этих элементов и создался вокруг каждого в отдельности и всех государств вместе взятых заколдованный круг. А внутри каждого душно, как сказал я вначале. Поэтому… — Орлицкий остановился и взял стакан воды в руки. Выпив его, продолжал:
— Если мы не перейдем сейчас же к выполнению того, что нами задумано и подготовлено, — весьма возможно, что потом будет поздно. Если вещи в дальнейшем будут идти так, как сейчас, государства, а с ними и мы, попадем в то же положение, в какое попали косули на Хинганском плоскогорье. Картину, которая живыми красками представила происходящее там, я видел в одном из сибирских музеев. Она стоит перед моими глазами, как живая.
На Хинганском плоскогорье, на поверхности, занимающей более 100 000 квадратных километров, пасутся бесчисленные стада косуль. Выпал ранний снег. Потом ударил мороз, и подножный корм покрылся корою льда, которую косули не могли пробить копытом. На всем плоскогорье царила гололедица. В течение двух-трех дней все косули с этой огромной поверхности потянулись, как одна, к тому месту Амура, где он, прорывая хребты, уже всего. По Амуру уже плавали льдины. На другом берегу Амура население, узнав, что сотни тысяч косуль плывут к ним, высыпало на берег. Амур, помимо льдин, был усеян бесконечным количеством черных точек, двигавшихся к берегу — это были головы косуль. Тысячи их убили, но остальным все-таки удалось добраться до цели своего путешествия. Цель их похода была низменность реки Сунгари, впадавшей за горным хребтом в Амур. На ней была трава и не было еще снега. И в недавнем прошлом люди поступали, как косули! Сейчас же подходит снова такой же момент! Когда косули двинулись, их ничто не могло удержать. Когда человечеством овладевает психоз, его тоже ничто удержать не может, а мы, сильные сейчас, — в этом стихийном движении будем беспомощны. В наши молодые годы редко кто из нас не столкнулся с фактом, что до сих пор безуспешно ищут виновника мировой войны. Виновника нет до сих пор, а война была. Разве по примеру своих европейских братьев не затеяли в меньших размерах драку в Южной Америке? Затеяли? После Южной Америки, Африка и наконец на наших глазах начинается бойня в Азии.
Орлицкий, кончив, устало опустился на стул. С многих мест раздались одобрения. Пожилой человек лет пятидесяти, если не больше, изящно одетый, с моноклем, крашеными волосами и усиками, уже несколько раз пытался заговорить. Но его сосед со словами: «Не горячитесь, м-сье Журдан», — каждый раз его останавливал. Воспользовавшись паузой, Журдан желчно обратился к Орлицкому:
— Это, надеюсь, было только введение?
— К чему это? — послышались голоса.
— Это к тому, что я приехал в эту глушь за указанием, что делать? Я мог уловить из сказанного только отдаленный намек. Я поклонник г. Орлицкого, его талант общепризнан, но я не вижу данных, не вижу фактов.
— Хорошо, — произнес Орлицкий, — пусть будет так, как вы хотите, я дам вам факты!
Наше лекарство — это плановое устройство каждого государства и плановое соглашение между всеми ими! Благодаря этому каждый человек получит возможность целесообразно работать.
— Прекрасно, но как же мы проведем это? Если кто-либо и согласится, потребует деньги!
— Деньги есть, — с неизменной улыбкой ответил Орлицкий.
Огонек любопытства все ярче разгорался у Журдана в глазах.
— А если кто-нибудь нападет на государство, которое вы взялись перестраивать?